Ева Меркачева: Тюрьма требует постоянного общественного контроля

Член СПЧ рассказала "Интерфаксу" о проблемах арестантов в Москве и плане действий общественников по "делу Сети"

Москва. 21 февраля. INTERFAX.RU - Об условиях содержания в столичных СИЗО, защите прав граждан, проблемах и перспективах в уголовно-исполнительной системе, а также о новом составе ОНК рассказала "Интерфаксу" член Общественной наблюдательной комиссии Москвы, член Совета при президенте РФ по правам человека Ева Меркачева.

- Осенью прошлого года был сформирован новый состав столичного ОНК. Что-то изменилось в работе по сравнению с деятельностью предыдущего состава?

Пока мы наблюдаем значительные перемены в регионах, где изменили устав и наделили председателей неограниченными полномочиями. Так, председатели, например, определяют, кто в какое СИЗО или тюрьму идет, а кто не идет. И получается, что, если у председателя конфликт с каким-то членом ОНК или, если председатель ангажированный, то это будет напрямую сказываться на работе. Например, попросили его не ходить пока в какое-то СИЗО, он и запретит всем его посещать.

Вообще с выборами членов ОНК интересное дело получается. Например, информация о кандидатах в депутаты есть в открытом доступе, существуют дебаты, об этих людях все можно узнать. Про кандидатов же в члены ОНК ты не знаешь ничего. Даже когда их уже выбрали, ты остаешься в полном неведении, есть только фамилия и инициалы.

Когда нам дали список людей, которые прошли в ОНК, мы вообще не понимали кто они – неизвестны ни возраст, ни профессия, ни опыт работы в правозащитной деятельности, которого, как выяснилось, нет у большинства из них. Сейчас львиная доля членов ОНК Москвы для меня остаются персонами "Х". Совершенно непонятно чем они занимаются, хотя работа членов ОНК должна быть публичной. Общество делегировало нас именно для публичности, а не для того, чтобы мы что-то выяснили и сами с собой анализировали. Мы не прокуроры, которые, увидев нарушение, могут тихонечко устранить его и молчать об этом. Мы же совсем про другое, мы – общественники и должны все, что видим, выносить на суд общественности.

- О чем чаще всего вас просят арестанты?

Самые частые просьбы – это о медицинской помощи. Но отмечу, что ФСИН и руководство изоляторов откликается почти всегда.

Тюрьма требует постоянного общественного контроля. Вот мы, например, придем в одно СИЗО, там все отлично, приходим через неделю, а ситуация уже совсем другая. Например, кто-то ушел из работников бюро передач и тут же очереди. Появляются люди, которые приезжают из других регионов, занимают очередь, потом пытаются продать ее, и ведь есть те, кто покупает. Или, например, сломалась электронная адвокатская очередь, и все рухнуло, опять появились очереди и все такое. Поэтому мы должны постоянно мониторить все эти нарушения и говорить о них, чтобы их быстро устраняли.

- Ева, одно время общественники говорили о переполненности изоляторов. Какая ситуация сейчас?

Когда я только пришла в ОНК, изоляторы были переполнены настолько, что люди по очереди спали и между кроватями гамаки плели. Сейчас этого, конечно, нет.

На мой взгляд, в СИЗО не место беременным женщинам, матерям, даже если они обвиняются в тяжком преступлении. Я, например, помню историю с учительницей, которая была признана лучшим учителем года в Москве. Она проткнула шампуром своего сожителя. И, несмотря на наличие у него маленького ребенка, ее тут же заключили в СИЗО. Но ведь очевидно, что она культурный, воспитанный человек и вряд ли будет идти и дальше шампурами всех прокалывать на улице. Можно ведь было отправить ее под домашний арест.

Также я считаю, что нельзя сажать под стражу инвалидов, так как в наших СИЗО нет условий для их содержания. У нас нет пандусов, за редким исключением, в камерах. Был случай, когда арестант был колясочник, и он не мог никак выезжать и в итоге не гулял. А это нарушало его право, которое установлено федеральным законом.

- Как вы считаете, в чем еще нуждается СИЗО?

Люди, которые содержатся в СИЗО и чья вина еще не доказана, сейчас априори лишены того, что есть уже у осужденных, в частности, занятия спортом. Мы хотим, чтобы в каждом СИЗО обязательно был спортзал и желательно, чтобы он был бесплатным. Сейчас спортзал стоит 300 рублей в час и есть он далеко не в каждом изоляторе, попасть туда очень сложно. Поэтому особенно тяжело приходится арестованным спортсменам.

На днях мы посещали в СИЗО-4 ("Медведь") боксера Георгия Кушиташвили. У него на лицевом счету не было денег, и он не мог получать платные услуги. Но ему нужно поддерживать форму и из-за того, что он не может заниматься физическими нагрузками, у него начались проблемы с глазами, аллергия. Но насколько я знаю, сейчас вопрос с посещением спортзала решен.

Вообще, речь идет не только о спортсменах, но и об обычных людях. В камере изолятора заниматься нереально. Мы хотели, чтобы прогулочные дворики были оборудованы турниками и всем необходимым, но пока этого нет. И это неправильно, потому что здоровье превыше всего. Невозможно быть здоровым, когда тебя на прогулку выводят на час, и она проходит в бетонном коробе.

Во-вторых, нужно изменить процедуру получения разрешений на свидания. Я считаю, что свидания должны быть без воли следователя. Мы готовили этот законопроект и, хотя Минюст и ФСИН были не против, силовики считают, что все должно быть только с разрешения следователя.

Еще одна проблема – это отсутствие разделения камер на курящие и не курящие. Очень часто мы сталкиваемся с жалобами, что некурящие люди вынуждены практически задыхаться от сигаретного дыма, так как большинство сокамерников курят.

Также есть проблема у верующих людей. Священники не имеют права свободного доступа в камеры и общения с заключенными. В настоящее время, общение со священником приравнивается к свиданию и на него нужно разрешение следователя.

- Есть ли еще платные услуги в СИЗО кроме спортзала?

Есть, но их очень мало, поэтому мы надеемся, что их будут развивать. Например, во многих изоляторах до сих пор нет парикмахеров и это беда. Вот, например, в "Лефортово" как - заключенным дают машинки для стрижки, и сокамерники стригут или пытаются стричь друг друга. А услуга платного парикмахера бы решила этот вопрос.

Вот в женском СИЗО есть платный парикмахер, который может даже покрасить. Там, кстати есть платный специалист по маникюру и педикюру. Но это все есть только в женском СИЗО, а во всех остальных не практикуется. И это неправильно. Человек все-таки имеет право нормально выглядеть, чтобы, когда она приезжал на суд, его родственники не пугались его внешнего вида.

Также не везде есть электронное "ФСИН-письмо". Мы общались с организаторами этой услуги, оказалось, что не каждый изолятор хочет. Почему? Я думаю, в первую очередь потому что это дисциплинирует, ведь при отправке электронного письма сразу же происходит его регистрация: когда ушло, пришло, когда цензор прочитал и так далее. И задержек не бывает, так как услуга платная и все на виду. Но некоторым не очень этого хочется, им удобно, чтобы писали обычные письма, потому что можно все свалить на "Почту России", которая якобы письмо отправила через два месяца. Начинаешь разбираться, и по факту все не так – письмо потерялось у цензора или еще где-то.

Ну и еще хотелось, чтобы везде была услуга предоставления дополнительного душа. К сожалению, в каждую камеру всех СИЗО нельзя провести душ по техническим условиям. Душ есть только в больших камерах женских изоляторов. Поэтому с одной стороны камера в 40-50 человек - это ад, и я считаю, что таких камер не должно быть в принципе. Но у них есть только одно преимущество – там есть душ. Но почему бы не сделать камеру поменьше, а душ оставить.

- Сколько получается нужно сейчас арестанту денег, чтобы позволить себе платные услуги?

Ну с учетом, что их не так много, в принципе 2-3 тысячи рублей в месяц хватит, чтобы человек посещал платный душ, платный спортзал, отправлял электронные письма близким. Потому что каждый день водить в душ и спортзал никто не будет, так как нет столько конвоиров.

- А есть ли в СИЗО психологи?

Есть штатные психологи, но они тоже ограничены в возможности общения с заключенными, хотя психологическая поддержка – это первое, что нужно там. Сейчас дела обстоят так, что консультация с психологом происходит только при первичном осмотре нового заключенного. И дальше человек может увидеть психолога, только если сам напишет заявление. Но не все пишут и не все знают, что у них есть такое право. И надо понимать, что в СИЗО может содержаться несколько тысяч человек, а психолог всего один.

- Как обстоят дела с медициной в следственных изоляторах?

Наверное, это кощунственно так говорить, но зачастую, для меня часто бывает поразительно, что именно в СИЗО у людей выявляют болезни, о которых они не знали, находясь на свободе. Например, огромное количество людей узнают про туберкулез, ВИЧ и гепатит при первичном осмотре. Я, например, заходила в камеру к одному менеджеру, достаточно успешному, и он рассказал, что до того, как попал в СИЗО, понятия не имел, что у него может быть ВИЧ.

Когда человек только попадает в СИЗО, он, как правило, проходит входной контроль. В это время он несколько дней находится в карантине, где проходит диспансеризацию, сдает все анализы. И только после этого его переводят в обычную камеру.

А еще, когда в СИЗО поместили заведующую роддомом - Марину Сармосян – она, конечно, была в шоке от того, что происходит, от СИЗО, от сокамерниц. Но она рассказала нам, что была поражена тому, что при входном контроле ей провели обследование и обнаружили заболевание, которое она, проходя профосмотры как врач, ранее не обнаруживала.

В последнее дни в СИЗО также практикуют диспансеризацию, когда приезжают различные врачи и все, кто содержатся в изоляторе, проходят осмотр. Это нужная штука и хорошо было бы, если бы это было регулярно и везде.

Вообще в СИЗО на фоне стресса здоровье ухудшается у всех. Мы проводили в свое время исследование, и оно показало, что у московских бизнесменов очень часто на фоне испытываемого стресса диагностируется рак, хотя никаких предпосылок к нему не было, когда они были на воле.

- А можно ли привлечь иностранных врачей к осмотру заключенного? Например, американец Пол Уилан давно требует допустить к нему его врача из США, но ему отказывают.

В принципе такое возможно с разрешения следователя. Но в случае с Уиланом, думаю, что отказ связан с его обвинением в шпионаже. Ведь под видом доктора к нему может прийти какой-то другой человек и тот передаст ему какую-то развединформацию. Естественно, следователь не возьмет на себя такую ответственность.

Но, что касается операций, то у нас были случаи, когда заключенным делали оперативно такие операции, за которыми на воле они бы очень долго стояли в очереди.

Но опять-таки, все зависит от региона, колонии, начальника учреждения и конечно же от самого человека, потому что спасение утопающего прежде всего дело рук самого утопающего.

- Какой регион самый негативный по условиям содержания арестантов?

- Самый негативный – это Владимир и Красноярск. Там очень жесткие порядки и оттуда больше всего жалоб.

- Все помнят громкую историю с вип-камерами в СИЗО. Скажите, они упразднены или все еще есть?

В том виде, в котором они были – их уже нет, они упразднены. А вообще они были и предполагалось, что люди за нахождение в них должны были платить примерно по 1 млн рублей в месяц.

Но после скандала все упразднено. Я помню, мне рассказывала коллега, что в те вип-камеры, которые были, заселили таджиков, и они там нашли душ, который был замазан. Они его расковыряли и мылись...

Вообще, к сожалению, у нас до сих пор есть ужасные камеры. И я не исключаю, чтобы попасть не в такие камеры, а в приличные, где есть нормальное окно, нет антисанитарии, грибка и так далее, люди готовы платить какие-то деньги. Но вообще, обращений о том, что за камеры вымогают деньги, у меня в последнее время не было, и от коллег я такого не слышала.

- Правда ли, что "Лефортово" наиболее комфортное СИЗО с точки зрения условий содержания?

Это не правда. В "Лефортово" сидеть тяжелее всего. Почему? Потому что там камеры маленькие, двухместные и ты все время с одним и тем же соседом, от этого можно сойти с ума.

Во-вторых, в "Лефортово" до недавнего момента не было горячей воды и даже сейчас есть еще несколько камер, где она не подключена.

В-третьих, в "Лефортово" давящий режим, там все строже, тяжелее. То есть, если в обычном СИЗО человек может прилечь в течении дня на кровать, перекрикиваться с кем-то, то в "Лефортово" это не пройдет, там он под постоянным длительным надзором. В "Лефортово" и вряд ли получится пронести мобильный телефон, как в других СИЗО.

- А такое бывает?

Вообще, насколько я знаю, сейчас цена мобильного телефона в московском СИЗО, чтобы его пронесли, в среднем 30 тысяч рублей. С этим, кончено, ФСИН, борется, но случаи есть и не редкие.

- А как обстоит дело с проносом наркотиков в СИЗО?

Очень много наркотиков проходит в изоляторы в посылках. Например, последний случай, когда отравились в СИЗО №4. В посылке была передана кроме всего прочего туалетная бумага, в которой "доброжелатели" растворили метадон и отправили. В камере туалетную бумагу намочили, выжали, выпили и отравились.

До этого в "Матросской тишине" медсестра проносила героин. Сейчас она под следствием и сама арестована.

В бюро передач, где принимают посылки для арестантов, конечно, стараются все проверять, чтобы все было в заводской упаковке. Например, печенье и конфеты должны быть именно в упаковках, а не рассыпные, такое не возьмут. Хотя есть умельцы, которые распакуют и запакуют так, что не поймешь.

Еще, например, передают наркотики в шампунях, гелях для душа, в чем угодно и проверить практически невозможно. И это большая проблема, на мой взгляд, которую надо решать.

- Есть конкретные предложения?

Мы хотим предложить ФСИН провести так называемый флэш-моб - закупить тесты на наркотики и провести их в один день всем арестантам Москвы, это примерно плюс-минус 11 тысяч человек. Я уверена, что мы будем иметь потрясающе интересную ситуацию. Я думаю, что ФСИН тоже заинтересуется, так как это позволит иметь реальное представление о том в какие СИЗО и насколько активно проносятся наркотики.

- Ева, на что чаще всего жалуются арестанты?

Сама частая жалоба, которая имеет под собой основания – это жалоба на меру пресечения. Я думаю, что примерно 30% находящихся в СИЗО граждан можно было не брать под стражу. Нам давали статистику и согласно ей, примерно 40% арестантов - это граждане без регистрации в Москве. На этом основании их берут под стражу, но я считаю, что от этого надо уходить.

Еще одной проблемой является длительность пребывания в СИЗО. Я видела людей, которые находились под стражей годами, сидели по 3, 4, 5 лет. Это конечно чудовищно, потому что провести в камере пять лет – это просто уничтожение личности человека.

Следователи выходят в суд с ходатайствами о продлении ареста, мотивируя необходимостью проведения следственных действий, экспертизами. В итоге они за эти несколько месяцев раза два максимум приходят, а человек просто сидит. Я общалась в СИЗО с девушкой, которая за два года видела следователя три раза. Иногда бывает ощущение, что они их закрывают и забывают про них. Поэтому я считаю, что в закон необходимо внести новеллу, что, если следственные действия производятся неинтенсивно, то на очередном продлении ареста суд отказывал следователю в ходатайстве.

У нас даже были случаи, когда человек начинал голодовку, и его единственным требованием было – встреча со следователем.

- В последнее время все чаще от заключенных звучат заявления о начале голодовки. Насколько это эффективно?

Мы всегда отговариваем заключенных от голодовки, потому что это никакого результата не имеет. Привлечь внимание, позвать прокурора – да, возможно, но не более. Тем более, если личность не публичная, то никто о нем не скажет ни слова, хоть сколько хочешь голодай. Даже прокурор может не прийти.

Вот в деле с Шестуном, например, это, возможно, имело какой-то смысл, так как он публичный человек, чиновник и дело его громкое. Я видела его в последний раз не так давно, мы шли по коридору в больничном корпусе, а его как-раз поднимали. Он, конечно, был страшно худющий, но достаточно оптимистичный. Но был момент, когда я консультировалась с медиками, и они говорили, что возможно еще несколько часов, даже не суток, а часов, и уже поворота назад не будет, так как отказывали все жизненно важные органы.

Мне, честно говоря, не понятно, если он себя считает борцом, если любит семью и детей, то зачем себя гробит. Какой смысл? Что можно доказать, если тебя уже нет или ты овощ? Назло? Но это из серии "назло кондуктору пойду пешком".

Мы уговаривали его, как могли. Но он отказывался. Я помню, когда он сидел в "Лефортово", его, как будто специально, посадили с одним очень богатым заключенным, который питался просто фантастически. Ему передавали всякие деликатесы, естественно из того, что было можно. И он всячески пытался отговорить Шестуна, даже говорил, что "если ты сейчас начнешь есть, я тебе миллион дам". Шестун отказывался. В камере у них стояли сумасшедшие запахи. И Шестун написал себе на руках "не ешь", "голод" и тому подобное. Когда мы разговаривали с ним и увидели его руки, я спросила, что это такое, и он объяснил, что "если вдруг я ночью проснусь и в забытье потянусь за едой, я увижу на руках надпись и вспомню". Тогда меня это очень потрясло.

- Есть ли разница между тем, как сидят обычные арестанты и фигуранты громких уголовных дел, губернаторы, бизнесмены?

Нет никакой разницы. Единственное, что их по возможности сажают в СИЗО "Кремлевский централ". Хотя, например, ко мне сейчас пришло коллективное письмо от заключенных "Кремлевского централа", которые жалуются, что даже когда следователь дает им разрешение на телефонные звонки, они не могут его реализовать, потому что им говорят, что в СИЗО нет возможности звонить по таксофону.

Также они жалуются, что им не разрешают при выезде в суд брать с собой еду. С собой брать можно только сухпаек. Заключенные пишут, что его невозможно есть и в 90% случаев они его выбрасывают, поэтому питаются рано утром, так как на суд вывозят в 6 утра, и поздно вечером, когда они приезжают обратно в тюрьму, это примерно в 22 часа.

- А кто содержится в "Кремлевском централе"? Правда ли, что это СИЗО для привилегированных заключенных?

Там сидят в основном чиновники и бизнесмены, обычных заключенных я там не видела, если только это не какое-то супер громкое дело. Из привилегий у них то, что есть собственный спортзал, платный, и то, что можно платно заказать хорошее питание, выбрав его по меню. Можно хоть каждый день его получать, но оно достаточно недешевое. Ну и, наверное, все. Потому что с книгами у них там тоже проблема, с телефонными звонками, как мы видим, тоже проблема, с перепиской бывают проблемы.

Кроме того, в "Кремлевском централе" жестче контроль. Туда вот никак не передашь ни телефон, ни что-то пропитанное наркотиками.

- Ева, в прошлом году вы вошли в состав СПЧ. Что сейчас на повестки дня в Совете?

На повестке у нас сейчас дело "Сети". Мы обсуждаем варианты обращений во все инстанции. В первую очередь конечно же обратимся в силовые структуры с тем, чтобы были проведены расследования по факту пыток. Кроме того, наши отдельные члены СПЧ, которые в прошлом были следователями или судьями, сейчас также изучают приговор.

- Я знаю, что СПЧ сейчас активно занимается вопросом защиты свободы слова?

Да, у нас сложилась достаточно сильная профильная комиссия по свободе слова и журналистике. Мы стали активно мониторить все дела, связанные с преследованием журналистов. У нас даже появился мониторинговый центр и нарушение фиксируем каждый день - где-то кого-то задержали, кого-то избили, какое-то дело завели, где-то просто нарушают закон о СМИ.

Вообще, мне кажется, сейчас пошел какой-то вал дел против журналистов. В основном уголовные дела возбуждают по статьям вымогательство, незаконный оборот наркотиков, мошенничество, клевета... Ведь проще всего отвести журналиста от работы или закрыть СМИ – это обвинить в клевете на власть, например, или на конкретного чиновника или просто на конкретного человека. И хотя за это не сажают, но предусмотрены большие штрафы, часто непосильные. Поэтому я считаю, что сейчас надо активнее защищать журналистов и СМИ.