Юрий Яковлев: карьера за красивые глаза. Фото

Одного из самых популярных актеров советской эпохи в свое время считали некиногеничным и отказывались признавать за ним талант

Москва. 25 апреля. INTERFAX.RU - Сегодня народному артисту СССР Юрию Яковлеву исполняется 80 лет. Последние 50 из них о Яковлеве говорят как об актере, который "может сыграть даже телефонный справочник". А последние 30 лет многочисленные корреспонденты из зрителей часто обращаются к Юрию Яковлеву по имени его героя Ипполита из фильма "Ирония судьбы". О другом герое - поручике Ржевском из "Гусарской баллады" в народе слагают анекдоты (высшая форма популярности). Его называли и до сих пор называют "счастливчиком", баловнем судьбы", имея в виду блестящий шлейф наград, умножающихся в количестве после почти каждого нового спектакля, нового фильма с его участием. А между тем, в карьере артиста, обладающего сверхсчастливыми внешними данными (высокий, стройный, и мягкая улыбка, огромные печальные глаза) и невероятной силы талантом, совсем не все было так гладко.

Начало пути

В своей книге "Между прошлым и будущим" (2003) Ю.Яковлев вспоминает: "Дома все ожидали от меня, что я пойду по стопам моего старшего двоюродного брата - стану дипломатом или журналистом. И я даже был готов к поступлению в МГИМО. И вдруг как будто кто-то свыше круто развернул меня в сторону театра, простите, даже сначала не театра, а кино. Может, эта мечта родилась от бесконечных просмотров фильмов вместо уроков, а может случайная встреча с женщиной, предложившей мне попробоваться в кино. Пробы оказались неудачными, позже уже я узнал, что пробовали меня на фильм "Тимур и его команда". Фильм сняли, ему суждено было стать знаменитым. Но обо мне, увы, было сказано: некиногеничен".

После этого я с невиданным ранее упрямством стал искать театральные училища, где киногеничность, как я считал, была совершенно не нужна. "Ведь в театре всегда можно сделать грим, зрители далеко и ничего не увидят", - рассуждал я. Таким училищем, попавшимся на моем пути, оказалось Щукинское. Оказалось однако, что там меня тоже брать не хотят".

Нынешний ректор "Щуки" легендарный Владимир Этуш, тогда только-только начинающий педагог, без излишних сантиментов посоветовал 20-летнему Яковлеву выбрать себе другую профессию, "потому что особых актерских данных я Вас не вижу", - сказал будущий мэтр. "Не знаю, кто все-таки пропустил меня на туры, но я в конечном счете дошел до последнего конкурса, где помимо этюдов происходит собеседование. И тут я, решив убедить комиссию в наследственных способностях, сказал, что "моего отца похвалил и принял в сотрудники МХТ сам Станиславский". Ляпнул от волнения, от зажима, поскольку не совсем же был тупой и должен был понимать, воспитываясь в весьма интеллигентной среде, какие "благостные" отношения существовали между последователями школы Станиславского и вахтанговцами. Раздался смех, я понял, что окончательно погиб. Но вдруг стройная рыжеволосая женщина, смеявшаяся, кажется, громче других, вскочила с места и воскликнула: "Ну, как его можно не взять? Посмотрите, какие у него глаза!" Это была Цецилия Львовна Мансурова, блистательная актриса, гениальный педагог, которая на все годы учебы и много более стала не просто главным и любимым моим педагогом, но и просто второй мамой, которая не только сделала из меня артиста, но и просто помогла в те голодные годы выжить".

"Эти пресловутые мои глаза, каюсь, я после того чудодейственного вмешательства в мою судьбу Цецилии Львовны долго и внимательно разглядывал дома в зеркале".

Великий и ужасный

Снова мистический всхлип про свои глаза удалось услышать много лет спустя при еще более драматических, если конечно, это возможно, обстоятельствах. Грозный глава киностудии "Мосфильм" (читай - всего советского кино), этот "великий и ужасный Гудвин", то бишь Иван Пырьев, проводил, как теперь сказали бы, кастинг кандидатов на участие в съемках фильма по роману Достоевского "Идиот". Не только что Москва, но и весь кино-театро-литературный Советский Союз пребывал в волнении. Во-первых, не так уж много снималось в ту пору - 50-е гг. - фильмов в стране, во-вторых - не так уж много снимал сам великий Пырьев. И третье, совсем из ряда вон - Достоевский едва вышел из списков запрещенных в СССР авторов.

Словом, на главную роль князя Мышкина пробовалось несколько десятков человек. Фотография Юрия Яковлева легла в досье фильма, подготовленное для Пырьева, одной из первых. Но мэтр все не приглашал и не приглашал измаявшегося ожиданием актера. Только посмотрев первые работы Яковлева в кино - эпизодические роли, но как всегда у этого актера, оставляющие независимо от их величины, огромное впечатление (то были Чахоткин из фильма "На подмостках сцены" Константина Юдина и поручик Дибич в картине Владимира Басова "Необыкновенное лето") - Пырьев распорядился пригласить актера к нему.

Посмотрев в лицо трепыхавшемуся от страха Яковлеву и переведя взгляд на лежащую перед ним фотографию, Пырьев сказал: "Ты будешь Мышкин: мне нужны эти глаза". Впоследствии Юрий Яковлев написал: "Ко мне слава пришла не утром, когда просыпаешься знаменитым, а вечером - после премьеры "Идиота" в Доме кино".

Приглашение в Голливуд

Слава была не только всесоюзная, но и всемирная. Картину пригласили в Голливуд вместе с Пырьевым, Юлией Борисовой, исполнительницей роли Настасьи Филипповны, и Яковлевым. Последним владельцем компании "XX century Fox" Спиросом Скуросом, который пригласил их и в США, было сделано предложение заключить контракт на съемки в роли Иисуса Христа. Ошеломленный Яковлев бросился к Пырьеву, тот сказал, не раздумывая, "Да, конечно, соглашайся! Чего тебе думать!" Шутка гения. Когда по возвращении в Москву вопрос об отъезде в США как бы встал вплотную, Пырьев замахал руками: "Ты совсем с ума сошел! В США да еще в роли Христа! Даже и не заикайся нигде. Станешь невыездным и все!"

И еще раз о Гудвине великом

Книга Яковлева "Между прошлым и будущим", которую мы цитируем здесь, заметно отличается от обычных актерских мемуаров. Прежде всего, великолепным русским языком, высоким профессионализмом настоящего литератора, а не "звезды", диктующей свой текст литературному "негру". А еще тем, что хотя там в центре повествования остается, конечно, сам автор, но "живет" он в этой книге на фоне жизни страны, Москвы, любимого вахтанговского театра и любимой киностудии "Мосфильм", в окружении огромного числа других людей - родных, друзей, учителей, тех, кто помог войти в искусство и остаться в нем. Противоречивая фигура Ивана Пырьева, сломавшего судьбы и жизни не одного кинематографиста, но и много сделавшего для явления, вошедшего в мировую историю под названием "советское кино", заняла в этом повествовании одно из важнейших мест.

Приведем еще один отрывок из книги, ярко характеризующий характер и стиль поведения всесильного "киногенерала" Ивана Пырьева. "Связана эта история с моей первой работой у Эльдара Рязанова, вернее, с тем, что ей предшествовало. Рязанов готовился к съемкам комедийного фильма "Человек ниоткуда". Как известно, сам великий комедиограф Иван Александрович Пырьев направил начинающего кинорежиссера Эльдара Рязанова в комедийный жанр, который ему (Пырьеву) очень хотелось поддержать. После фантастического успеха рязановской "Карнавальной ночи" жанр комедии нужно было снова двигать вперед. Так возникла идея фильма "Человек ниоткуда". Почему-то Рязанов пригласил меня в этот фильм на роль Поражаева. Я прочел сценарий, роль мне не понравилась. Мне казалось, что роль служебная, да и занятость в театре была огромная, поэтому я отказался. Вдруг мне звонят с "Мосфильма" и просят приехать для разговора с Пырьевым. Теряясь в догадках, конечно, еду. Вхожу в огромный кабинет директора "Мосфильма". Иду по длинной ковровой дорожке. Где-то в углу маячит стол, около него - Пырьев. Не успев сделать и двух шагов, замираю на месте, потому что он, выйдя из-за стола, бухается на колени и ползет ко мне навстречу, норовя поцеловать мой ботинок. Он неловкости я попятился, а он смотрит на меня снизу и так протяжно, по слогам, иезуитски улыбаясь, подвывает: "Сни-май-ся у Ря-за-но-ва!" Ну тут уж как откажешься? Такой вот анекдот. А не съерничай тогда Иван Александрович, я бы так и не согласился сниматься в этом фильма. И не знаю, как бы уж шла дальнейшая работа над созданием советских комедий, но мне-то уж точно больше бы у Рязанова сниматься не довелось, ни в "Гусарской балладе", ни в "Иронии судьбы".

Эльдар Александрович очень любит своих актеров, трогательно заботится о них, и уж коли человеку повезло сняться у него один раз, он будет стараться привлечь его к работе и второй, и третий раз.

Точно так же, если что не сложилось, а тем более ему отказали однажды, такого "предательства" Рязанов не прощает. Я отказался когда-то сниматься в "Гараже" (сценарий показался мне неоправданно "чернушным"), и с тех пор - так складывается - мы больше вместе не работаем.

Самое дорогое

В огромном количестве ролей в кино и в театре есть что-то особенно дорогое Вам, часто спрашивают Юрия Яковлева. "Есть, конечно, - отвечает актер, - но это не Ипполит. Очень люблю Стиву Облонского в фильме Зархи "Анна Каренина". Этот открытый всем людям, мягкий, добрый человек - очень близок мне, это мой характер. Очень дороги мне были спектакль "Анна Каренина", который ставил не нашей сцене Роман Виктюк, и моя роль в нем. Я играл Каренина. Это была очень необычная работа, Виктюк по-новому взглянул на все образы, и Каренин у него - это не тупая машина, давящая все живое на своем пути, а человек, искренне любящий Анну, страдающий от ее предательства. Таким я его и играл. Вообще, спектакль был выдающимся. Очень жаль, что вмешательство на последних этапах подготовки тогдашнего руководителя Вахтанговского театра Евгения Рубеновича Симонова мало что оставило от этого шедевра. Очень интересной могла бы оказаться, в конце концов, наша работа с Юлечкой Борисовой над модной тогда, в 60-е годы, во всем мире пьесой Уильяма Гибсона "Двое на качелях". К сожалению, Минкультуры тогдашнее не разрешило нам выпустить этот спектакль. Кстати, это было еще в эпоху, когда театром руководила такая мощная, талантливая личность, как Рубен Симонов, умевший к тому же как-то побеждать советских театральных начальников. А здесь не получилось. Когда Рубен Николаевич отправился "в верха" защищать спектакль и в качестве основного аргумента привел тот факт, что, мол, "негоже снимать спектакль, в котором занята депутат Верховного Совета СССР Юлия Константиновна Борисова", ему тут же возразили: "Негоже, чтобы советский депутат играла американскую проститутку".

"А вообще, если говорить в целом, для меня театр дороже, чем кино, и если там что-то не сложилось, особенно обидно. Может быть, потому, что я до сих пор, - говорю это искренне, - не понимаю, как это я угодил в актеры, да еще в театральные. С моей стеснительностью, нелюбовью к откровенничествам всякого рода, к тусовкам. И никто ведь в семье, да и в предках, не интересовался театром. То есть здесь я не совсем прав - очень интересовался отец. Но не сделал из этого себе профессию, стал юристом".

Из прошлого

"Счастливого детства не было. Но воспоминания прекрасные. Потому что это было бездумное существование. Мы жили в переулках Каретного Ряда у Петровских ворот - я, мама, тетка, мамин брат. Дядька мой получил четырехкомнатную квартиру в так называемом маленьком филиале "Дома на набережной. Это была почти коммуналка, с той только разницей, что все многочисленные ее жильцы были из одной семьи".

Сталинские репрессии, конечно же нас коснулись. Мой дядька, в квартире которого мы жили, был одним из ближайших помощников Кирова. Когда в 1934 г. Кирова убили, его сразу же арестовали. Через много лет - в 60-х - я случайно увидел его в кинохронике. Это был шок! Я его узнал сразу, он сидел в первом ряду рядом с Кировым. Не заметить его было нельзя. Попросил вернуть пленку, потом сделали стоп-кадр. Никаких сомнений не было. Кто еще мог быть рядом с Кировым? Его правая рука - Авраамий Михайлович Иванов.

После дядиного ареста наша жизнь резко изменилась. Мама работала в кремлевской столовой диетсестрой. Совершенно странным образом ее не арестовали и не выслали, но попросили с работы. Директором этой столовой был ее приятель. Он сказал: "Олечка, немедленно подавайте заявление, а то все плохо кончится - загремите в места не столь отдаленные". Она ушла. Сестра Климента Ворошилова устроила ее медсестрой в поликлинику Высшей партшколы при ЦК КПСС.

Второгодник

Я учился в школе рабочей молодежи и одновременно работал. Годы военные - голодные. Шел 1943 г., мы только что приехали из эвакуации. У меня была начальная стадия дистрофии. Мы в эвакуации жутко голодали. Все, что вывезли с собой, выменяли на самое простое - хлеб, масло, мед, молоко. Все с себя продали. Не умирать же. Неизвестно, где лучше было - на фронте или в тылу. Когда вернулись в Москву, было очень тяжко. Мама не работала. Мне пришлось остаться на второй год - просто не было сил учиться. Не было! Ни мозг, ни организм не работали. Я ушел из школы, поступил в вечернюю школу рабочей молодежи. Вечерами учился, а утром работал в гараже при посольстве США - помощником у двух американских механиков. Ребята были классные. Сначала заправлял машины, потом они стали мне доверять мелкий ремонт, потом посложнее, а потом я уже работал один, без руководства.

С удовольствием вспоминаю это время.

Звезд полно - артистов нет

Ну, а уж потом, когда поступил в Щукинское училище, а затем и был принят в Вахтанговский театр, - тут даже говорить нечего, основным, главным всегда оставался театр. Часто мне снились мои роли. Я вставал, записывал мизансцены. Мы же не делали спектаклей - скороспелок. Готовили премьеры долго. И я иногда месяцами мучился, не знал, как играть ту или иную сцену, а ночью решение само приходило мне в голову, и я скорее записывал его, чтобы не забыть.

Так учили нас относиться к своему делу наши великие учителя - Мансурова, Ремизова, Захава. Диплом я получил с отличием. Когда Борис Захава вручал мне его, он сказал: "Времени было мало, еще бы годик и настоящий артист получился бы". Это выпускнику-то, отличнику. Они действительно создавали артистов, а сейчас больших артистов нет или почти нет, новых нет. Одни "звезды". Звезд полно - артистов - мало.

Парадокс - почему, когда было нельзя, выдающиеся личности рождались, высокие темы поднимались, а когда все можно, то и сказать нечего, и предъявить особо некого. Хотя, что я говорю? У нас бесконечные "великие, гениальные, звезды", просто, куда ни глянь - всюду звезды! Звездные дорожки с отпечатками "великих" рук, бесконечные премии с разными названиями.

Раньше я часто ходил в театр. Смотрю спектакль (имея, к счастью, редкое для моей профессии умение быть просто зрителем), а после становлюсь опять актером. И всегда мерилом отношения к виденному было: хотел бы я играть в этом спектакле?

Сейчас я хожу в театр редко. Но то, что я смотрю и в театре, и по телевизору, чаще всего поражает своим непрофессионализмом, плоскими мыслями, тем самым желанием "удивить", шокировать, эпатировать - не знаю, как еще это назвать. И мне не приходит в голову задать вопрос о желании играть, потому что ответ ясен заранее.

Обозреватель Нина Коваленко

/Интерфакс/