Парниковые выбросы: начало работы
Москва. 12 июля. INTERFAX.RU - Одним из немногих позитивных последствий пандемии в мире стало улучшение состояния окружающей среды. Реки и водоемы существенно очистились от сбросов грязных сточных вод, атмосфера – от вредных выбросов. Снизилась эмиссия парниковых газов, негативно влияющих на изменения климата. Эта проблема в последние годы стала одной из ключевых в мировой экономической и политической повестке и обсуждалась не только климатологами, экологами, политиками, бизнесменами, но и самыми широкими слоями общества. Что ждет мир и Россию после пандемии? Как мировое сообщество будет снижать объем выбросов парниковых газов в атмосферу? И каковы рациональные подходы к выстраиванию национальной "климатической" политики, учитывая, что она неразрывно связана с решением остроактуальных и долгосрочных проблем развития российской экономики в целом и, в особенности, энергетики?
Эти и другие вопросы наш специальный корреспондент Вячеслав Терехов обсудил за круглым столом с ведущими учеными Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, недавно завершившими большое исследование на эту непростую тему: его директором, академиком РАН Борисом Порфирьевым, заместителем директора, членом-корреспондентом РАН Александром Шировым и старшим научным сотрудником Андреем Колпаковым.
Пандемия помогла?
Борис Порфирьев: Улучшение качества окружающей среды и уменьшение техногенной нагрузки зарегистрированы практически во всех странах мира, включая Россию. Однако радоваться этим благоприятным переменам преждевременно. Особенно если учесть, какой ценой с точки зрения развития экономики и, следовательно, уровня жизни достигнуты эти улучшения. Стоит ли, как говорится, овчинка выделки? Обратимся к опыту недавнего прошлого. Кризис 2009 года привел к падению темпов мирового ВВП на 2%, российского ВВП – на 7,8%, негативные социально-экономические последствия чего до сих пор ощущаются населением и бизнесом большинства стран. При этом объем выбросов парниковых газов сократился на 1%. Но уже к 2010 году он вырос на 6%, а в целом за период с 2010 по 2016 год в ходе энергичного подъема экономики – на 12%. Логично ожидать того же и в связи с текущим кризисом – и жизнь подтверждает эти ожидания: если в начале апреля на мировом пике мер карантина и связанного с этим падения производства объем мировых суточных выбросов СО2 был ниже уровня апреля 2019 года на 17%, то уже к середине июня текущего года этот разрыв ужался до 4,7%. Эксперты из Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и Международного валютного фонда (МВФ) ухудшили свои прогнозы мировой экономической динамики – до конца года ранее предполагаемое сокращение мирового ВВП на 3% ныне оценивается в 5% и более (со всеми вытекающими отсюда социально-экономическими последствиями). Но мы полагаем, что апрельский прогноз Международного энергетического агентства (МЭА) о снижении мировых выбросов парниковых газов до конца 2020 года (по сравнению с 2019 г.) на 5-7% остается в силе. Это означает, что в этом году гарантированно не будет достигнуто и 10%-ое снижение эмиссии парниковых газов, а ведь Парижское соглашение предусматривает сокращение выбросов к 2050 году более чем вчетверо!
- Значит выполнение этой цели Парижского соглашения невозможно ни при каких обстоятельствах?
Александр Широв: Возможно, но только при условии тектонических сдвигов в энергетике, в отраслевой структуре производства, при значительном прогрессе в секторе землепользования и лесного хозяйства, прежде всего в увеличении потенциала поглощения парниковых газов лесами. При этом также необходимо изменение не только потребительского поведения, но и всего образа жизни населения. Ясно, что для решений таких гигантских задач, даже если большая часть населения земного шара и государственные руководители примут их как программу действий, потребуются огромные ресурсы и длительное время. Это, в свою очередь, потребует соответствующих объемов доходов, единственным источником которых является устойчивый рост экономики. Иначе все бесполезно.
- Думаю, что вряд ли такой переворот и в сознании, и в экономике достижим в ближайшие годы, тем более в среднеразвитых странах?
АШ: На протяжении последнего десятилетия среднегодовые темпы экономического роста в России не превышали 1%, что привело к стагнации реальных доходов населения и отсутствию качественных улучшений с уровнем бедности. Это вызывает большую озабоченность в российском обществе и у власти. Значит необходимо добиться ускорения темпов роста и модернизации экономики. Но проблема заключается в том, что повышение динамики экономического роста при существующем отставании России по уровню используемых технологий уже через 10-15 лет может войти в противоречие с целями по сдерживанию выбросов парниковых газов в рамках Парижского соглашения и с выполнением связанных с этим обязательств нашей страны – удержанием к 2030-2035 году эмиссии в пределах 70-75% от уровня 1990 года. И это не говоря о том, что Парижское соглашение предусматривает принцип повышения амбициозности обязательств, что только обостряет ситуацию.
Андрей Колпаков: При этом нужно понимать, что технический потенциал снижения выбросов довольно большой. Перечень принципиальных направлений включает повышение энергоэффективности всех сфер экономики, структурную трансформацию отраслей в сторону снижения эмиссии парниковых газов и максимизацию поглощающей способности природных экосистем. И в каждом направлении можно выделить множество отдельных мер: использование наилучших доступных технологий; повышение степени переработки сырья; лесопосадки; ликвидация утечек загрязняющих веществ в ТЭК и применение технологий улавливания выбросов. Необходимо также развитие возобновляемых источников энергии и умных сетей в электроэнергетике, в металлургии - электровыплавки , электромобилей – на транспорте , электрических плит – в бытовом секторе. И наконец, современных систем обращения с коммунальными отходами в ЖКХ, почвосберегающих технологий – в сельском хозяйстве и так далее. Вопрос лишь в том, какие из этих мер экономически эффективны (или скажем приемлемы) в российских условиях, а какие нет.
Чистая энергия возможна?
- Крайне сомнительно добиться выполнения задачи по полному устранению и недопущению эмиссии загрязняющих веществ в окружающую среду. Примеры бесхозяйственного и безответственного отношения к природе появляются у нас регулярно. В этом году - "Норникель".
АШ: Все неразрывно связано с уровнем инвестиций в обновление основного капитала и вложений в развитие человеческого капитала, прежде всего знаний. Отсюда следует простой, но "архиважный" вывод: в условиях низких темпов экономического роста, слабой инвестиционной активности и недостаточного финансирования науки и образования переход России на траекторию устойчивого социально экономического развития с низким уровнем выбросов нереалистичен либо растягивается на неопределенно долгий срок.
БП: Еще один важный вывод: политика развития с низким уровнем эмиссии парниковых газов не может быть отделена от общей стратегии социально экономического развития. Она должна являться ее органической составляющей, увязанной с достижением приоритетных целей устойчивого развития по снижению бедности, укреплению здоровья и продовольственной безопасности, повышению уровня и обеспечению эффективной занятости населения и др. При этом в сфере энергетики необходимо добиться обеспечение энергией по доступной по цене и уровню комфорта всех граждан страны. Такая политика требует комплексных структурных и технологических преобразований в экономике, в том числе в энергетике. Они не могут сводиться исключительно или главным образом к решению задачи сокращения выбросов парниковых газов, на что нацеливают концепции низкоуглеродной и/или климатической экономики. В основе этих концепций – приоритетное развитие возобновляемых источников энергии (солнечной, ветровой и других видов неископаемых источников – ИФ), электрификация, в том числе на транспорте с применением водородных технологий.
АК: В частности, 8 июля Еврокомиссия представила "водородную" стратегию, в которой особое внимание уделяется получению водорода путем электролиза с использованием электроэнергии, генерируемой на основе возобновляемых источников. Получение такого "возобновляемого" водорода не требует ископаемых топлив, и поэтому при сжигании он оставляет только водяной пар вместо парниковых газов, то есть является источником чистой энергии. Ранее в июне Германия, стремящаяся стать лидером на зарождающемся рынке водородных технологий, приняла свою национальную водородную стратегию. Другие страны (в том числе и за пределами ЕС) пока ведут себя скромнее в отношении водородной тематики – все же новые технологии находятся на стадии разработки и, по крайней мере, далеки от коммерческого использования. Вместе с тем это не снижает научной ценности ведущихся работ, в которых активно участвует и наш Газпром. Его разработки технологии метано-водородной смеси, транспортировка которой возможна при задействовании уже имеющейся инфраструктуры, могут иметь большое экономическое будущее при их востребованности в Европе. Для Европы – это значительные выгоды, связанные со снижением импорта нефти и природного газа, а также улучшением показателей эмиссии парниковых газов; для России – возможность встроиться в перспективные технологические цепочки.
- Значит, утрированно говоря, мир может провозгласить переход со следующего года на низкоуглеродную экономику и долой нефть и уголь! Убьем сразу двух зайцев: выбросы сократим и энергетику перестроим. Так?
АК: Нет, не так. Сторонники такого перехода упускают из вида одно принципиальное обстоятельство: создание новой надежной низкоуглеродной энергетической системы, даже с учетом динамичного снижения капиталоемкости "зеленых" технологий, в том числе водородных, требуют кратного роста затрат на энергию до беспрецедентно высоких уровней – с текущих 8% мирового ВВП до почти 30% к 2035-2040 гг. Это практически несовместимо с экономическим ростом, и по нашим оценкам станет ключевым ограничением на пути реализации ускоренных сценариев глобального энергетического перехода.
Еще и углеродный налог!
- Программа "Европейский зеленый курс" (European Green Deal), объявленная политическим руководством ЕС стержнем политики постпандемического восстановления и развития экономики Европы, предусматривает помимо прочего, возможность введения уже в ближайшие годы трансграничного углеродного налога. Им будет облагаться экспортируемая в ЕС продукция с углеродным следом, превышающим европейский стандарт. Таким образом, считают авторы программы, они устраняют одну из главных причин, которая приводит к изменению климата. Как это может отразиться на России?
АШ: Нужно понимать, что трансграничный углеродный налог имеет несколько важнейших эффектов. С одной стороны, введение такого налога дает сигнал всем экспортерам о необходимости перехода на "зеленые" решения (которые очень кстати можно приобрести у европейских поставщиков). Но как доказывают наши (и не только наши) исследования, Россия не входит в число стран, выигрывающих от реализации низкоуглеродной стратегии развития с упором на ВИЭ, особенно по агрессивному типу, предусматривающему сжатые в полтора-два десятилетия сроки такой радикальной трансформации. Сценарии быстрых переходов на низкоуглеродное развитие могут не только негативно влиять на внешний спрос на российское топливо, но и способны ограничивать эффективность цепочек создания добавленной стоимости в топливно-энергетическом комплексе. Кроме того, это вызовет негативные ценовые и налоговые последствия, сдерживающие модернизацию и развитие российской экономики. Другой эффект введения трансграничного углеродного налога заключается в том, что он может выступать мерой нетарифного регулирования внешней торговли. То есть в ближайшей перспективе мы можем столкнуться с рисками того, что климатическая повестка станет предлогом и инструментом дискриминации российской энергетики и экономики.
АК: По нашим расчетам, прямые потери экономики России от введения трансграничного углеродного налогообложения ее товаров, экспортируемых в ЕС, составят порядка 3 млрд евро ежегодно. Полные ежегодные потери экономики с учетом мультипликативных эффектов – до 4 млрд евро. Основными потенциальными плательщиками будут следующие сектора: нефтяной (на него придется примерно 25% всей суммы), газовый (30%), угольный (15%) и металлургический (около 20% общих выплат).
БП: Сценарий с трансграничным регулированием выбросов фактически игнорирует или, как минимум, серьезно недооценивает реальную, в том числе мировую, значимость топливно-энергетических ресурсов России, а также инфраструктуры для их добычи и транспортировки. Для России поспешное сворачивание углеводородной энергетики обернется удорожанием ресурсов и возможно девальвацией национальной валюты. Для мировой экономики – согласно последним прогнозным оценкам экспертов МЭА – обнуление инвестиций в существующие месторождения нефти и газа может привести к ежегодному 8%-ому падению объемов их добычи в ближайшие 20 лет, которое будет превосходить любой реально мыслимый уровень снижения спроса на эти углеводороды.
АШ: С другой стороны, наши расчеты показывают, что весь комплекс взаимодействий между ТЭК и российской экономикой в целом может потенциально добавить до одного процентного пункта к среднегодовым темпам роста в период до 2035 года. Потеря этого вклада существенно осложнит ситуацию в российской экономике, поставит под угрозу возможности устойчивого экономического роста в средне – и долгосрочной перспективе.
Не бежать впереди паровоза!
- Можно ли найти разумный баланс между развитием экономики, в том числе и энергетики и эколого-климатическими задачами?
БП: Безусловно. Россия является мировым лидером по снижению эмиссии парниковых газов и одним из крупнейших климатических и экологических доноров. Лесные и водно-болотные экосистемы нашей страны обеспечивают поглощение более миллиарда тонн этих газов! Поэтому Россия не должна "бежать впереди паровоза" и принимать на себя чрезмерно жесткие климатические обязательства, ведущие к ограничению социально-экономического развития страны, тем более в условиях кризиса. Наши главные проблемы, в том числе в сфере экологии и климата, связаны не с уровнем выбросов парниковых газов, а со стагнацией экономики, с низким уровнем и динамикой инвестиций, а также темпами ее структурно-технологической модернизации.
АШ: Поэтому, что касается макроэкономических приоритетов, мы считаем, что необходимо до 2030 года достичь среднегодовых темпов экономического роста не ниже 3% и роста инвестиций в технологическое обновление основного капитала в среднем на 10% в год до уровня 25% ВВП. Естественно, серьезное внимание должно быть уделено повышению энергоэффективности экономики. Это позволит одновременно снижать издержки и выбросы парниковых газов, обеспечивая уменьшение экологических и климатических рисков, а также повышение рентабельности и конкурентоспособности производства. При этом нужно делать акцент не на экономию энергии (в том числе через принуждение к энергосбережению за счет ценовых, налоговых и других стимулов), а способствовать активизации инвестиций в модернизацию структуры и технологическое перевооружение экономики, в том числе ее энергетического сектора.
- Можно ли привести примеры эффективных действий по снижению выбросов в разных отраслях российской экономики?
АК: Мы считаем, что приоритет нужно отдавать стимулированию тех структурных сдвигов, которые отвечают национальным интересам России, то есть задействуют технологические и логистические цепочки внутри страны и не ведут к чрезмерному росту цен. В ТЭК это увеличение использования природного газа, атомной энергии, комбинированной выработки электроэнергии и тепла. Значимое по объемам наращивание использования ВИЭ, электромобилей и систем хранения электроэнергии будет приемлемым только в случае их успешной локализации и снижения издержек на производство. В металлургии, например, как в особо энергоемком производстве, необходимо стимулировать более эффективное использование кокса и увеличение доли электроплавки. В машиностроении – повышение эффективности электродвигателей, на транспорте – рост доли авто на газомоторном топливе, в сельском хозяйстве – использование высокопродуктивных пород крупного рогатого скота, в ЖКХ – повышение доли энергоактивных и энергопассивных зданий.
БП: При этом еще раз хотелось бы вернуться к вопросу о "зеленой" экономике. Нельзя считать, что зеленые технологии – это альтернативные виды энергии. Нет, это эффективное использование и капитализация естественных природных преимуществ России в виде водных, лесных и почвенных ресурсов. И главное, в промышленности приоритет должен отдаваться развитию экологических чистых производств и технологий замкнутого цикла. Все эти мероприятия тесно переплетаются с решением задач как экономического подъёма, так и бережного отношения к экологии и климату. Одно от другого оторвать нельзя!
