Александр Грушко: международная ситуация требует избавления от рефлексов и психологии "холодной войны"

Постпред РФ при НАТО Александр Грушко ответил на вопросы "Интерфакса" о перспективах возобновления партнерских отношений России и Североатлантического альянса.

Брюссель. 5 января. INTERFAX.RU - Постоянный представитель России при НАТО Александр Грушко в интервью "Интерфаксу" в Брюсселе прокомментировал состояние отношений между РФ и Североатлантическим альянсом в условиях приостановленного натовской стороной практического сотрудничества.

- Уважаемый Александр Викторович, министры иностранных дел НАТО собирались в декабре в Брюсселе. На их встрече не единожды прозвучали слова об "угрозе с востока". В СМИ появились мнения, что эта "угроза" прочно структурировалась в стратегии альянса и останется в ней надолго, если не навсегда. Да и натовские представители заявляют о невозможности "business as usual" в отношениях с Россией. Что Вы об этом думаете?

- Действительно, впечатление таково, что НАТО, стряхнув пыль, вновь надела доспехи времен "холодной войны" и снимать их не собирается. Нет никаких признаков того, что альянс будет готов пересмотреть принятые решения об усилении "восточного фланга", которые уже воплощены в развертываниях сил, размещении техники и вооружений на складах, создании штабных ячеек и других мероприятиях.

По сути, предпринимаются попытки создать в Европе новый "железный занавес", навязать европейцам схемы обеспечения безопасности "эпохи конфронтации", а заодно продемонстрировать, что только альянс способен защитить их интересы. Ничем другим нельзя объяснить абсурдные, оторванные от действительности утверждения, будто именно военные усилия НАТО удерживают Россию от "агрессивных устремлений".

Поэтому, скорее, ответ кроется не в оценке намерений НАТО, которая, похоже, никак не может найти себя, когда нет противника, а в податливости самих европейцев этим "страшилкам". Но думаю, что рано или поздно придет осознание абсурдности происходящего, возобладают более реалистичные подходы к вопросам безопасности, которые требуют объединения усилий на подлинно коллективной основе. Сегодня никому не под силу создать изолированные островки безопасности.

Совместная работа по иранскому ядерному досье, уничтожению сирийского химоружия, набирающее силу взаимодействие в борьбе с "Исламским государством" демонстрируют тщетность усилий изолировать Россию через натовские механизмы. Объективные интересы безопасности все громче заявляют о себе.

Что касается возвращения к "business as usual", то здесь у нас с натовцами, можно сказать, консенсус. Возврат к сотрудничеству в полном объеме невозможен в условиях, когда в центр политики и военного строительства альянса ставится задача "сдерживания" России.

- Не может ли всплеск террористических атак и последовавшие за этим инициативы стран-членов НАТО, в частности Франции, по созданию широкой антитеррористической коалиции с участием России вынудить НАТО пересмотреть нынешний курс на свертывание контактов с российской стороной и возродить взаимодействие, по меньшей мере, в сфере борьбы с терроризмом? Есть ли такие сигналы?

- Действительно, многие европейские страны, оказавшись под прицелом террористической угрозы, осознали необходимость широкого объединения усилий в деле борьбы с международным терроризмом. Именно на это нацелена инициатива президента России Владимира Владимировича Путина о создании широкого антитеррористического фронта и соответствующие российские шаги, в том числе "на площадке" ООН.

От НАТО каких-либо предложений по восстановлению взаимодействия в борьбе с терроризмом к нам не поступало. К нам обращались лишь призывы играть "конструктивную роль в Сирии и в борьбе с ИГИЛ". Тезис странный, если не сказать, неуместный. Ведь операция ВКС России в Сирии, осуществляющаяся по приглашению сирийского правительства в полном соответствии с международным правом, направлена на решение именно этих задач. И они успешно выполняются.

Кроме того, необходимо иметь в виду, что у самой НАТО самостоятельной роли в регионе БВСА нет. НАТО как организация и ее отдельные члены несут прямую ответственность за то, что в результате операций в Ираке и Ливии, проведенных в обход международного права, гигантские территории превратились в вотчину террористов и экстремистов всех мастей. Деятельность альянса теперь ограничивается содействием укреплению оборонного потенциала государств региона, в том числе Иордании и Ирака.

Координация действий в контртеррористической борьбе – а эта задача носит императивный характер, если мы действительно хотим нейтрализовать угрозу со стороны ИГИЛ и других экстремистских группировок – будет происходить на двусторонней основе с отдельными членами антиигиловской коалиции с опорой на соответствующие резолюции СБ ООН.

Не берусь судить о степени готовности НАТО к восстановлению сотрудничества с нами по антитеррору в рамках Совета Россия-НАТО (СРН). Прекратив диалог, остановив реализацию конкретных проектов, страны НАТО нанесли ущерб, прежде всего, себе и безопасности собственных граждан, а та ниша, которую занимал СРН в сфере борьбы с терроризмом, заполняется другими форматами сотрудничества.

- Заработал ли телефон "горячей линии" между военными НАТО и РФ, за что выступал, в частности, глава МИД Германии Франк-Вальтер Штайнмайер?

- Мы живем в век коммуникаций, поэтому организация телефонных контактов не представляет никаких трудностей. В начале 2015 года военное руководство альянса передало нам обновленные номера телефонов дежурных смен в структурах НАТО.

Вопрос в другом - никакие "горячие линии" не могут заменить системный диалог между военными, во многом ради чего и создавался СРН. Напомню, что не мы перекрывали каналы такого диалога. Поэтому, если в НАТО всерьез считают, что контакты по военной линии являются важным стабилизирующим фактором, то альянс и должен сделать первые шаги к их восстановлению. Если последуют какие-то конкретные предложения, разумеется, мы их изучим.

В рамках постпредства России при НАТО в сокращенном составе продолжает работать аппарат главного военного представителя, в функции которого входит в том числе обеспечение коммуникаций между военными ведомствами России и НАТО.

- На своей декабрьской министерской встрече минувшего года НАТО дала заверения Турции в готовности обеспечить ее безопасность в рамках коллективной обороны, в том числе поддержать вооружениями. Это ответная реакция на российскую позицию по сбитому турецкими ВВС самолету Су-24?

- В альянсе утверждают, что так называемые меры по дополнительному укреплению безопасности Турции начали разрабатываться задолго до инцидента с российским самолетом СУ-24. В них можно усмотреть попытку отчасти "компенсировать" Анкаре последствия от значительного сокращения миссии альянса по прикрытию юга Турции от неких ракетных угроз с территории Сирии – союзники вывели четыре батареи ЗРК "Пэтриот" из пяти ранее там размещенных (а начиналась миссия в 2013 году с шести батарей).

В целом же, впечатление таково, что военное присутствие стран альянса в регионе адаптировано прежде всего под задачи действующей там коалиции под руководством США, которая, как заявляется, занимается борьбой с ИГИЛ.

В то же время в НАТО особенно не скрывают, что союзники, разрабатывая меры по "повышению уверенности" Турции, не могут, дескать, не учитывать и действия российской группировки в Сирии. И здесь вновь проявляется истинное лицо пресловутой "трансатлантической солидарности" – вместо осуждения за атаку на российский самолет Анкаре выписываются бонусы в виде дополнительных мер "защиты".

Предстоит внимательно посмотреть, какой характер будут носить объявленные меры. Если мы увидим, что они будут осуществляться для "сдерживания" России и на южном направлении, то это серьезно осложнит формирование подлинно широкой международной коалиции по борьбе с ИГИЛ, над чем мы сегодня активно работаем.

- Недавно российские военные наблюдатели присутствовали, кажется, в первый раз со времени охлаждения отношений на масштабных учениях НАТО по приглашению альянса. Почему Россия не приглашает на свои многочисленные в последнее время учения военных из НАТО?

- Россия строго соблюдает все действующие соглашения, имеющие отношение к обеспечению предсказуемости и транспарентности военной деятельности. Более того, наша страна – один из лидеров в использовании инструментария мер доверия и безопасности. Мы принимаем большое число посещений по оценке и инспекций в соответствии с Венским документом 2011 года о мерах укрепления доверия и безопасности, а также полетов самолетов с целью наблюдения в рамках реализации Договора по открытому небу – а в 2015 году их было больше 30.

Предпринимаются и дополнительные шаги в духе доброй воли. Например, Венский документ не обязывает заранее уведомлять партнеров по ОБСЕ о внезапных проверках боеготовности вооруженных сил. В то же время представители Минобороны России регулярно брифингуют аккредитованных в Москве военных атташе по таким мероприятиям.

Кроме того, и в рамках Совета Россия-НАТО был накоплен полезный опыт военных обменов по практике военного строительства и деятельности вооруженных сил. С решением приостановить взаимодействие с Россией по военной линии прервалась и упомянутая практика.

- В дни министерского совещания генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг говорил о том, что альянс намеревается в 2016 году добиться внесения изменений в Венский документ ОБСЕ, регламентирующий оповещение и наблюдение за военными учениями, в частности, речь идет о внезапных проверках внезапных учений. Как российская сторона расценивает эту инициативу?

- Сложно оценивать то, что пока только анонсировано, но не реализовано. Однако форма подачи материала порождает сомнения относительно серьезности намерений. Вызывают недоумение попытки обвинить Россию в действиях, подрывающих режим контроля над вооружениями в Европе и меры доверия и безопасности.

Режим ДОВСЕ – "краеугольный камень европейской безопасности", как записано в преамбуле договора, – разрушили сами страны НАТО, отказавшись под надуманными предлогами ратифицировать Соглашение об адаптации ДОВСЕ.

Нельзя закрывать глаза и на факты дискредитации странами НАТО инструментов мер доверия и безопасности. Так, объективные результаты инспекционной деятельности, в ходе которой не было выявлено концентраций российских вооруженных сил в острый период кризиса на Украине, никак не влияли на существо политических заявлений, в том числе со стороны военного руководства НАТО. И сколько мы слышали таких заявлений о многотысячных сосредоточениях войск на границе? Не перечесть.

Поэтому не обойтись, видимо, и без обсуждения вопроса о самой роли и месте этих инструментов в нынешней ситуации в области безопасности.

Серьезное сомнение вызывает и добавленная стоимость прозвучавших идей. Трудно представить, как можно проверить внезапные проверки. Да и зачем это делать в условиях, когда сами мероприятия по проверке боеготовности сил осуществляются транспарентно, освещаются в СМИ, а детальная информация о составе участвующих сил, задействованных средствах, районах перебросок и учений передается военным атташе в Москве? Ранее мы также информировали штаб-квартиру НАТО.

Если разобраться, России предлагается взять на себя дополнительные односторонние обязательства. Причем это происходит в условиях реализации курса на "сдерживание" нашей страны, что подрывает саму основу для осмысленного диалога об инструментах укрепления доверия.

Повторю, отсутствует определенность в вопросе о перспективах выработки юридически обязывающего соглашения на замену ДОВСЕ. Сигналов о ведущейся в альянсе работе над соответствующими предложениями было много, но никаких конкретных идей высказано не было.

Но мы будем готовы рассмотреть конкретные соображения о предотвращении непреднамеренных инцидентов военного характера.

- Какова судьба единственного документа, регулирующего взаимоотношения двух сторон в сфере сдерживания, – Основополагающего акта Россия-НАТО? Те меры военного характера, которые предпринимает НАТО в Восточной Европе и в странах Балтии, нарушают положения этого документа или же он недостаточно четко прописан, чтобы давать однозначные трактовки? Вообще, есть ли в этом акте дальнейший смысл? И может ли Россия при определенных условиях выйти из него, если такое решение предусмотрено?

- Эрозия, а тем более разрушение Основополагающего акта чреваты серьезными рисками еще большей дестабилизации обстановки в Европе. Этот документ, хотя и не является юридически обязывающим, остается одной из немногих действенных опор архитектуры европейской безопасности, которая в последние годы серьезно расшаталась.

Особое значение имеют зафиксированные в нем обязательства по военной сдержанности – прежде всего, относительно неразмещения дополнительных существенных боевых сил на постоянной основе и ядерной инфраструктуры на "восточном фланге" альянса.

Как нас сейчас убеждают, альянс в целом также не заинтересован в денонсации Основополагающего акта. В то же время мы не можем не замечать настойчивых и недвусмысленных призывов из некоторых натовских столиц отказаться от этого документа. И дело не только в призывах. Уже предпринимаемые практические усилия альянса по укреплению "восточного фланга" противоречат и духу, и букве соответствующих обязательств.

Если не обольщаться изощренной натовской терминологией вроде "непрерывной ротации сил", речь идет о развертывании вдоль наших границ именно постоянного военного потенциала, что требует принятия мер по надежному обеспечению нашей безопасности.

- Много комментариев и откликов в СМИ вызвали слова генерального секретаря НАТО Йенса Столтенберга о том, что Совет Россия-НАТО "никогда не был приостановлен", и альянс изучает, как использовать этот инструмент дальше. Некоторые восприняли это чуть ли не как призыв к созыву заседания Совета. Какова ситуация на самом деле?

- С момента принятия НАТО в апреле 2014 года решения о приостановке практического сотрудничества Совет Россия-НАТО созывался лишь один раз, хотя каналы политического диалога оставались открытыми.

Глава российского МИД Сергей Викторович Лавров неоднократно встречался с генеральным секретарем НАТО. У меня и моего заместителя налажены регулярные контакты с руководством НАТО и дипмиссиями государств-членов альянса.

В НАТО действительно многие выступают за восстановление диалога в формате СРН. Есть понимание, что механизм СРН может быть полезен для обсуждения общих для всех вопросов безопасности, "сканирования" вызовов и угроз, согласования путей противодействия им.

Каких-либо конкретных предложений на этот счет к нам пока не поступало. В любом случае, заседания СРН проводятся тогда, когда есть консенсус, а для этого нужны консультации между всеми заинтересованными сторонами. Мы готовы обсуждать любые вопросы, которые имеют отношение к безопасности всех членов Совета Россия-НАТО. Недостатка в темах я не вижу – это и ситуация в Афганистане, и вопросы борьбы с терроризмом, и ситуация в области безопасности в Европе, в том числе в свете усилий, предпринимаемых странами НАТО на "восточном фланге".

- Чего Вы ожидаете от наступившего 2016 года? Есть ли у него хоть малейшие перспективы стать годом потепления в отношениях с НАТО?

- У меня нет каких-либо завышенных ожиданий, предпочитаю быть реалистом. А реальность такова, что НАТО вернулась к политике открытого "сдерживания" России, к конфронтационным инструментам обеспечения безопасности.

Опасность состоит в том, что все это принимает формы военного планирования, конкретных военных приготовлений вдоль границ России, материализуется в "железе", и повернуть вспять эту тенденцию даже при наличии политической воли будет очень непросто.

Очевидно, что нынешняя международная ситуация требует избавления от рефлексов и психологии "холодной войны", объединения усилий для решения глобальных проблем, с которыми сегодня сталкивается все международное сообщество. А это, в свою очередь, подразумевает создание подлинно коллективной архитектуры безопасности, основанной на принципах неделимости безопасности и отказа от обеспечения собственной безопасности за счет безопасности других.

Уверен, что рано или поздно осознание этого проникнет в брюссельские коридоры.