Илья Рогачев: участие РФ в антитеррористической борьбе в Сирии - очень сильный психологический фактор
Директор департамента МИДа по вопросам новых вызовов рассказал о перспективах российской антитеррористической операции
Москва. 8 октября. INTERFAX.RU - Директор департамента по вопросам новых вызовов и угроз Илья Рогачев в интервью корреспонденту "Интерфакса" Веронике Вишняковой рассказал о перспективах российской антитеррористической операции в Сирии, возможностях взаимодействия с США и сирийской оппозицией для борьбы с ИГИЛ, ситуации в Ираке и Афганистане и роли России в борьбе с терроризмом в этих странах.
- Западные СМИ говорят о том, что именно Иран убедил Россию начать антитеррористическую операцию в Сирии и важную роль в принятии этого решения сыграли несколько визитов генерала Сулеймани в Москву. Как вы можете это прокомментировать?
- Я никак не могу комментировать роль Ирана в этом решении и то, в какой степени он влияет на российскую внешнюю политику. Я думаю, что нам надо верить президенту и руководителю его администрации, которые четко объяснили с самого начала, что это делается в национальных интересах Российской Федерации. Я это так и вижу.
- Видите ли вы перспективы вовлечения России в антитеррористическую операцию по борьбе с ИГИЛ в Ираке и при каких обстоятельствах или мы ограничимся поставками вооружений?
- Пока что вопрос об этом не стоит, и я комментировать это не считаю возможным. Конечно, мы взаимодействуем в том, что касается поставок оружия, и рассматриваем военно-техническое сотрудничество как наш основной вклад в оказание помощи правительству Ирака в борьбе с терроризмом. В 2014 году в Ираке складывалась очень непростая ситуация, нужно было усиливать их боевые возможности, в частности огневые возможности иракской авиации. В результате поставок нашего вооружения боевые возможности ВВС Ирака сильно возросли, они нам признательны за это, и мы не делаем из этого тайны. Именно в таком контексте иракцы обращались к нам за антитеррористическим содействием, и мы им его и оказываем.
- Взаимодействуем ли мы с международной коалицией во главе с США для борьбы с ИГИЛ в Ираке? Есть ли какие-то контакты?
- Насколько я знаю, есть. Такие вещи лучше спрашивать, конечно, у военных, потому что в нынешней обстановке в основном "субстантивные" контакты осуществляются по их линии. Во всяком случае, мы заранее поставили некоторых членов коалиции, включая США, в известность о скором начале ударов ВКС РФ в Сирии.
- Считаете ли вы действия международной коалиции в Ираке по борьбе с ИГИЛ эффективными в отличие от Сирии?
- Я ни в Сирии, ни в Ираке не считаю их эффективными. Территория, которую контролирует ИГИЛ в Ираке, не уменьшилась в результате ударов авиации коалиции за более чем год. Численность боевиков возросла. Мы считаем, что коэффициент восполняемости потерь (кажется, так это называется на "военном языке") больше единицы. То есть людей туда приходит больше, чем ИГИЛ теряет в результате военных действий. Финансовые возможности у них явно выросли за этот прошедший год. Добыча нефти растет. Если год назад эксперты давали оценку в районе 30 тыс. баррелей в день, то сейчас уже говорят 50 тыс. – это консервативные и надежные оценки. Так что в таком случае там бомбят? Уж на таких вещах, как экспорт нефти, никем и ничем не оспариваемое доминирование в воздухе должно было сказаться. Так что, судя по этим показателям, действия ВВС коалиции неэффективны.
- Как вы оцениваете роль курдов в антитеррористической операции против ИГИЛ в Сирии?
- Конечно, роль курдов в этой ситуации велика, это отметил и Владимир Путин. У России с ними традиционные отношения. Они давние и не прерывавшиеся годами. Мы ценим их вклад в борьбу с ИГИЛ.
- Планируем ли мы возобновить антитеррористическое сотрудничество с США, в частности в рамках президентской комиссии, и координировать свои действия в Ираке и Сирии?
- Собираемся мы возобновлять или нет? Это у американцев надо спрашивать, собираются ли они. С одной стороны, когда встречаются Керри и Лавров, они практически всегда обсуждают вопросы антитеррора, и президенты обсуждали. Именно об этом сейчас надо говорить. Но мы участвуем в огромном количестве многосторонних мероприятий вместе с коллегами из США и, конечно, там в рамках многосторонних этих форумов происходит какое-то взаимодействие со знаком "плюс" или со знаком "минус". В смысле мы спорим друг с другом или соглашаемся друг с другом – это уже зависит от конкретных вопросов и обстоятельств. Нужно говорить о двусторонних каналах – таких, как рабочая группа по антитеррору в рамках президентской комиссии, но все 18 рабочих групп были свернуты по инициативе американской стороны. Надо говорить о том, собираются ли они, мы готовы. Это все произошло не по нашей инициативе. Американцы и западники искусственно связали разные политические проблемы, связали нашу позицию по Украине и сотрудничество в антитерроре. Сами об этом теперь жалеют, как мы знаем, во многих столицах.
- Как вы считаете, сколько продлится антитеррористическая операция России по борьбе с ИГИЛ в Сирии?
- Не смотрю ни в какой хрустальный шар, не возьмусь предсказывать. Президент Владимир Путин сказал, что операция наших ВКС привязана к наземной операции по ликвидации ИГИЛ – так, кажется. Таким образом, рамки заданы чётко, хотя продолжительность не установлена. Это опять-таки вопрос к военным.
- Как вы прокомментируете заявления представителей западных стран о том, что Россия «открыла путь» Ирану и Хезболле в Сирию и мы координируем с ними свои действия?
- Я думаю, что, во-первых, это не отражает реального положения вещей, а, во-вторых, поскольку они давно уже сделали из Ирана какое-то пугало для западного обывателя, то это делается с той целью, чтобы приписать России еще одно "прегрешение" в глазах не очень хорошо разбирающегося в политических хитросплетениях человека. Хезболла там была давно, задолго до нас, и Иран, по-моему, не скрывал, что в Сирии есть его советники. Ничего никому мы не открыли и не закрыли.
- Готова ли Россия сотрудничать с вооруженной сирийской оппозицией для борьбы с ИГИЛ и координировать свои действия? Есть ли у нас с ними какие-то контакты?
- У нас есть контакты с оппозицией, которые мы, прежде всего, поддерживаем с целью налаживания внутрисирийского политического процесса. Я не в курсе, есть ли среди этих людей какие-то командиры. Президент и министр иностранных дел на днях заявили о готовности вступить в контакты даже со "Свободной сирийской армией" – вот и ответ. Можно так сказать: если сирийская вооруженная оппозиция будет сотрудничать с правительственными войсками в борьбе с терроризмом, это будет для нас важным критерием.
- Есть мнения о том, что ИГИЛ невозможно уничтожить, а только лишь рассредоточить. Как считаете вы?
- Уничтожить как что, как военную организацию? Я думаю, что с военной точки зрения это как раз возможно. Да, боевики разбегутся – так нередко происходит при военном поражении. Уже были сообщения о том, что часть боевиков пытается вернуться в Европу. Конечно, есть люди, которые неправильно смотрели на ИГИЛ, неправильно понимали, что происходит, которые, попав туда, пришли к более реалистичному пониманию ситуации и не хотят в этом участвовать. Я думаю, что участие российских ВКС, участие России в этой антитеррористической борьбе, эффект ударов по ИГИЛ, по Джабхад Ан-Нусре - это очень сильный психологический фактор, который способствует тому, что те, кто там не очень хочет находиться, в новых обстоятельствах хотят этого еще меньше. Люди оттуда уже возвращались в разные страны, в том числе в Россию, и будут возвращаться. Это и есть один из элементов той угрозы, которую из себя представляет ИГИЛ. Так было даже в тот период, когда успехи ИГИЛ нарастали. Тем более так будет, когда, как я надеюсь, им будет нанесено военное поражение.
- Вопрос борьбы с терроризмом остро стоит и в Ливии, Йемене, Афганистане. Будем ли мы оказывать странам военную поддержку для этих целей?
- Про Йемен я не стал бы пока говорить в контексте борьбы с ИГИЛ, пока не очень понятно. В Ливии практически открыт "второй фронт". Сейчас говорят о "втором фронте" в Египте, но он уже давно открыт в Ливии. Там есть районы, которые полностью контролируются боевиками ИГИЛ или группировками, которые практически примкнули к ИГИЛ. Что касается Афганистана, то мы поставляли и поставляем оружие правительству именно в целях антитеррористической борьбы. Более того, до недавнего времени американцы частично оплачивали наши поставки афганской армии, исходя из тех же интересов в области безопасности.
- Ранее афганский генерал Абдул-Рашид Дустум заявлял, что стране нужна такая "же поддержка России, как и в Сирии". Может ли Россия распространить свою военно-воздушную операцию на Афганистан?
- Могу лишь сказать, что мы очень обеспокоены ситуацией с безопасностью, террористическими угрозами, которые исходят с территории Афганистана. Об их серьезности свидетельствует взятие Кундуза талибами. При этом мы неразрывно связываем эти угрозы с незаконным оборотом наркотиков. Деньги, которые идут на финансирование террористов не только в Афганистане, но и в других местах, и в том числе на ИГИЛ, – финансовые потоки, которые порождаются незаконным оборотом опиатов "афганского происхождения". Это больше $65 млрд в год, такие деньги спрятать невозможно. Эти потоки отслеживаются, и поэтому эксперты достаточно уверенно о них говорят. Понятно также, что имеют место попытки проникновения ИГИЛа в Афганистан. Они пытаются перекупить, переманить или подмять под себя местные вооруженные группировки, в том числе талибов. Очень умело эксплуатируют политические разногласия после смерти лидера Талибана Муллы Омара. Явным приоритетом усилий ИГИЛ в Афганистане является северный вектор, поэтому мы за этим следим, за этим следят наши партнеры по ШОС. Мы, в том числе в рамках ШОС и ОДКБ, будем стараться на коллективной основе в интересах всех, а не только близлежащих государств, решать проблему безопасности. Кроме того, недавно было принято политическое решение о вступлении в ШОС Индии и Пакистана, "в дверь стучится" Иран. Таким образом, все соседи Афганистана будут объединены этим форматом. В этой связи, как представляется, можно рассчитывать на эффективное и оперативное реагирование на угрозу ИГИЛ В Афганистане.
