Владимир Чижов: надеюсь, что охлаждение в отношениях России и ЕС ненадолго
Постоянный представитель РФ при Европейском союзе прокомментировал отношения между сторонами после решений ЕС о санкциях против Москвы
Москва. 22 мая. INTERFAX.RU - Постоянный представитель России при Европейском союзе Владимир Чижов в интервью корреспондентам "Интерфакса" Александру Корзуну и Виктору Онучко прокомментировал состояние отношений между РФ и ЕС после известных решений Европейского Совета о замораживании ряда контактов с российской стороной и принятии списка ограничительных мер Евросоюза в отношении физических и юридических лиц. Высокопоставленный российский дипломат также поделился своими размышлениями о предстоящих выборах в Европейский парламент.
– Владимир Алексеевич, как в настоящий момент осуществляется взаимодействие Постпредства с институтами ЕС в условиях всех тех приостановок отношений и ограничительных мер, которые введены Евросоюзом в связи с украинским кризисом? Насколько для России критично это охлаждение? По Вашим прогнозам, надолго ли такая ситуация?
– Определенные ограничительные меры со стороны Евросоюза, имевшие, к сожалению, место, являются явной политической акцией. Это политизированная позиция, никак не связанная логикой с содержанием тех мероприятий, которые Евросоюз решил или отменить, или перенести на неопределенный срок.
Наверное, следует начать с самого главного – отмены летнего саммита Россия-ЕС, который должен был состояться 3 июня этого года встык с саммитом "восьмерки" в Сочи. После того, как стало ясно, что саммит "восьмерки" не состоится из-за позиции других участников, нас уже не слишком удивила и отмена саммита Россия-ЕС. Это также касается ряда институциализированных встреч, например, одного из заседаний Постоянного совета партнерства, которые проводятся на министерском уровне, и ряда других мероприятий.
В то же время наша работа здесь, в Постпредстве, в результате этого никоим образом не прекратилась. Мы продолжаем контакты, и каких-либо проблем с контактами, моими и сотрудников Постпредства, с представителями европейских структур мы не наблюдаем. Более того, совместные мероприятия по тем направлениям, где объективно есть интерес Евросоюза, тоже продолжаются.
Я выделю здесь такое, наверное, легко предсказуемое направление, как энергетику. Напомню, что 19 мая в Берлине прошла вторая встреча по газу на министерском уровне, в которой участвовала российская правительственная делегация во главе с министром энергетики Александром Новаком. В ее состав входили представители МИД, Минэкономразвития, Минфина. Они встретились с делегацией Еврокомиссии во главе с еврокомиссаром по энергетике Гюнтером Эттингером. Этому предшествовала неделей раньше встреча по тем же сюжетам на экспертном уровне здесь, в Брюсселе.
Насколько для России критично это охлаждение? Я думаю, что это не более критично, чем для Евросоюза, поскольку от того, что эти мероприятия не проводятся, страдает развитие наших отношений. А, как известно, в развитии партнерства с Евросоюзом Россия заинтересована не меньше, но и не больше, чем Европейский союз.
Надолго ли такая ситуация? Надеюсь, что ненадолго. Во всяком случае, судя по тому, что все-таки постепенно меняется тональность в оценках того, что происходит на Украине. А она постепенно, медленно, но меняется. Мы такие признаки наблюдаем. Это и в прессе проходит, и в высказываниях тех или иных официальных лиц. Хотя говорить о переломе, пока, конечно, преждевременно. Это касается оценок ситуации на Украине и оценок роли России. Постепенно приходит, надеюсь, осознание того, что Россия является не частью проблемы, а частью любого потенциального решения. Причем неотъемлемой частью.
– Минимум раз в день представители Еврокомиссии на разных уровнях сообщают о том, что идет подготовка санкций по "третьей фазе" - экономических и что эта работа продвигается. Что Вам об этом известно? Какие отрасли могут затронуть такие санкции, и каковыми могут быть их последствия для самого Евросоюза?
– Действительно, представители Еврокомиссии твердят это как мантру, стараясь, по-моему, больше убедить самих себя, чем нас, в том, что "если что, то они готовы" рассмотреть вопрос о "третьей фазе".
Что такое "третья фаза"? Еще в марте они приняли на высшем уровне, на саммите ЕС, решение о том, что сначала будут первая и вторая фазы. И лишь третья будет экономической, то есть секторальной. Это ограничительные меры, направленные не против конкретных физических или юридических лиц, то есть компаний, а в отношении отраслей.
Стараются, наверное, убедить самих себя и параллельно, я полагаю, своих заокеанских партнеров, которые, по-моему, очень ждут, чтобы именно Европа ввела какие-нибудь экономические санкции против России, что, конечно же, было бы выгодно не России, но и уж точно не Евросоюзу. Ну и догадайтесь, кому?
Даже некоторые представители евроструктур, в том числе вышеупомянутый еврокомиссар по энергетике Эттингер, публично выступили против того, чтобы какие-либо санкции затрагивали энергетику и, в первую очередь, газовую сферу. Что представляется логичным.
Какие отрасли могут пострадать, я гадать не буду, это бессмысленно. А вот последствия для Евросоюза просматриваются достаточно отчетливо. Он пострадает от них, по меньшей мере, в такой же степени, как и Россия. А скорее всего, даже больше. Ибо Евросоюз, если говорить об энергетике, без поставок российских газа, нефти и угля на сегодняшний день полностью обойтись не может. Особенно критичный уровень зависимости существует, конечно, по газу. В отличие от нефти и угля, у которых есть мировой рынок, где можно, в крайнем случае, прикупить дополнительное количество, пусть дороже, иногда существенно, газ так просто не прикупишь.
Впрочем, все это касается не только энергетики. Много шума, например, вокруг российско-французского контракта о поставках известных военных кораблей "Мистраль". Стоимость контракта 1 млрд 200 млн евро. Я не буду оперировать цифрами, сколько на этом задействовано рабочих мест, но это значительное число. Поэтому понятно, что французское правительство, вопреки беспрецедентному, беспардонному давлению со стороны Вашингтона, придерживается позиции в пользу завершения выполнения этого контракта.
Если брать другие отрасли, то известно развитие российско-американского сюжета по космосу. Здесь беспокоятся, что рикошетом это ударит и по европейцам. Речь идет о ряде таких проектов, как использование МКС, российских ракетных двигателей и т.д. У нас с Европейским космическим агентством, объединяющим страны Евросоюза и еще некоторые страны Европы, налажено плодотворное сотрудничество. Есть, например, проект "Союз" на Куру", когда нашими ракетами выводятся на орбиту европейские спутники с космодрома во Французской Гвиане.
В любом случае, для Евросоюза Россия является третьим по объему внешнеторговых связей партнером после Соединенных Штатов и Китая. А по импорту – вторым. Поэтому вполне оправданна та обеспокоенность, с которой идея санкций воспринимается в бизнес-сообществе. Известны сигналы, достаточно недвусмысленные, которые компании, работающие на российском рынке, и те, кто хочет выйти на российский рынок, направляют собственным правительствам. Особенно это чувствительно для европейской экономики в нынешней ситуации, когда она только-только начинает оправляться от последствий финансово-экономического кризиса.
Это не значит, что подобные шаги будут безболезненными для российской экономики. Нет, конечно, ведь российская экономика достаточно прочно встроена в мировую экономику. Да и вообще самоцель подобных действий не совсем понятна. Ведь официальные лица в ЕС говорят, что, мол, санкции – это не самоцель, а способ подтолкнуть Россию к активизации усилий по деэскалации ситуации на Украине.
Какая-то вывернутая логика, потому что путь к деэскалации ситуации на Украине, наверное, лежит через реализацию тех договоренностей, которые были согласованы в Женеве 17 апреля. Они предусматривают разоружение всех незаконных вооруженных формирований и освобождение занятых ими зданий. Но ведь ни в Киеве, ни в Западной Украине ничего подобного не делается, поэтому, если всерьез говорить о деэскалации, то, наверное, те, кто с самого начала принял опрометчивое решение поддержать нелегитимный киевский режим (а это сделал, в том числе, и Европейский союз), должны сами подумать, чем они могут помочь деэскалации этого кризиса.
– Есть ли в Евросоюзе единство по вопросу об ужесточении позиции в отношении России, в том числе по возможности введения экономических санкций? Мы можем говорить о том, какие страны ЕС - за, а какие - против?
– Говорить, что какой-то консенсус вырисовывается в Евросоюзе на этот счет, было бы неправильно. Некоторые государства ЕС вообще против экономических санкций, и их руководители заявляют об этом открыто, публично. Например, президент Кипра Никос Анастасиадис сделал соответствующее заявление несколько дней назад. В аналогичном ключе высказывается целый ряд других руководителей.
Есть, конечно, страны, которые считают, что язык санкций – это единственный язык, на котором можно говорить с Россией. Я бы не хотел их называть. Оставим это на их совести, если таковая осталась.
– Могут ли от возможных дальнейших санкций ЕС пострадать простые россияне, в том числе в плане возможностей поездок в страны Евросоюза, обучения, научной работы и т.д.?
– Ну, во-первых, кто такие простые россияне? Все граждане России равны в своих правах, поэтому говорить о том, что какая-то элита выделяется в данном случае, едва ли правильно. Но даже логика составления списка индивидуальных ограничительных мер со стороны Евросоюза достаточно странная и, я бы сказал, ущербная. Это, кстати, признают и некоторые здешние комментаторы.
Когда речь идет о намерении заморозить зарубежные счета некоторых федеральных чиновников, то это говорит о том, что авторы этой идеи плохо знакомы с российским законодательством, которое запрещает государственным служащим иметь счета за границей. В таком случае подобные ограничительные меры способны лишь укрепить силу этого закона.
А вот что касается возможности поездок в страны Евросоюза, то на этот вопрос я бы посмотрел с другой стороны. У нас ведь было практически уже на выходе соглашение о дальнейших визовых упрощениях. От того, что оно оказалось замороженным буквально за шаг до финиша, российские граждане, так же, как и граждане стран Евросоюза, на какой-то период будут страдать, поскольку не смогут воспользоваться теми льготами, которые это соглашение предоставляло бы.
И хотя было много дискуссий относительно распространения по этому соглашению безвизового режима на обладателей служебных паспортов, там же речь шла не только о них. Речь шла, в том числе, и о неправительственных организациях, о правах которых так пекутся наши коллеги в Евросоюзе, об участниках разного рода двусторонних программ, научных, учебных и прочих.
– И если уж речь зашла о санкциях, российская сторона готовит свои ответные меры? Есть ли некий конфиденциальный "черный список" в отношении ЕС, как это было сделано по США? И если такие санкции предпринимать, они будут направлены против кого: брюссельской еврократии или конкретных государств-членов? И, может, они уже тайно применяются, а мы не знаем? Может ли Россия задействовать в связи с этим энергетические рычаги?
– Если, как вы говорите, речь идет о конфиденциальном списке, то, наверное, мне не пристало комментировать, есть он или нет и кто туда попал или попадет.
А что касается задействования энергетических рычагов, то мы наблюдаем, что наши партнеры очень любят с больной головы все перекладывать на здоровую. Россия никогда не использовала энергетику в политических целях. Давайте вспомним, когда строились все эти магистральные газопроводы. Это же было в разгар "холодной войны".
Могу сослаться на личные воспоминания. На заре дипломатической карьеры я сопровождал зарубежную делегацию на один российский завод, где делали трубы как раз для этого газопровода в тот момент, когда тогдашний президент США Рональд Рейган объявил об эмбарго на поставки труб. Я помню лозунг, висевший в цеху: "Вашим санкциям – труба, господин Рейган!".
Я почему об этом вспоминаю? Тогда лидеры стран Западной Европы взяли на себя немалую смелость противостоять американскому давлению и выполнили свою часть договоренностей. В том числе участвовала германская фирма Mannesmann. Несмотря на остроту идеологического противостояния эпохи "холодной войны", они проявили политическую дальновидность. Это урок, который не грех усвоить и нынешним лидерам европейских стран. Тем более что сейчас у нас никакого идеологического противостояния нет и в помине.
Но зато приезжают в Европу гонцы из-за океана и начинают говорить: давайте сделаем все, чтобы минимизировать или, лучше всего, вообще положить конец энергозависимости от России. Главная проблема Европы, дескать, – это зависимость энергопоставок от российской стороны, но при этом свой газ Европе давать отнюдь не спешат, а, максимум, чем готовы поделиться, это спорными технологиями добычи сланцевого газа на территории той же Украины. Не дай Бог, чтобы до этого дошло. Тогда за экологию Украины я не поручусь.
– Есть ли уже сегодня проблемы у российских компаний, работающих на европейских рынках? Будут ли такие риски возрастать? Есть ли у Вас информация о намерениях европейских компаний сворачивать свой бизнес в России из-за обострившейся политической обстановки? Известны ли какие-либо европейские компании, которые, невзирая на общий негативный фон в ЕС, проявляют интерес к работе в Крыму?
– Проблемы у российских компаний, работающих на европейских рынках, были в последние годы связаны не с Украиной и не с нынешними пируэтами еэсовской политики, а с общим финансово-экономическим кризисом, который затронул Европу, в том числе еврозону. Естественно, там сократилось потребление и энергоносителей, и металлов, которые Россия экспортирует традиционно, и других товаров. В этом плане проблемы, конечно, были и отчасти сохраняются. Впрочем, мы рассчитываем, что по мере преодоления кризисных явлений эти риски пойдут на убыль.
Мы не наблюдаем намерений европейских компаний сворачивать свой бизнес в России. Некоторое время назад я встречался здесь в Брюсселе с руководством Ассоциации европейского бизнеса в России. Это объединение, в котором участвуют практически все крупнейшие европейские компании. Некоторые из них десятилетиями работают на российском рынке. И они в один голос говорили, что никаких намерений уходить с российского рынка у них нет, наоборот, они предполагают расширять свое присутствие.
Некоторые европейские компании, действительно, проявляют интерес к работе в Крыму. Делают они это очень осторожно, чтобы не попасть под паровой каток еэсовских санкций, или даже скорее американских, поэтому называть эти компании я пока воздержусь. Но такой интерес есть.
– Одной из реакций Евросоюза на украинский кризис была приостановка визового диалога. С другой стороны, в начале апреля Еврокомиссия выдвинула предложение о значительном упрощении визовых процедур для краткосрочных поездок в ЕС граждан третьих стран, включая Россию. Эта инициатива не кладет конец приостановленным переговорам по безвизовому режиму, ведь там тоже шла речь о краткосрочных поездках? И если такое законодательство будет принято в Евросоюзе, Россия может предпринять какие-либо встречные шаги?
– Этот замысел Еврокомиссии – пока еще только предложение, которое предстоит утверждать Совету ЕС, Европарламенту будущего состава и, самое главное, инкорпорировать в национальное законодательство каждого государства-члена ЕС.
Это предложение, конечно, идет в правильном направлении, но оно предусматривает скорее упрощение внутренних бюрократических процедур, нежели реальное облегчение визового режима. Речь идет об ускорении оформления тех или иных документов, но не об отмене соответствующих требований. Это никоим образом не означает решения всех тех вопросов, которые мы рассчитывали решить через соглашение об адаптации прежнего соглашения об облегчении визового режима. Это предложение не перекрывает всех вопросов, переговоры по которым мы вели. И тем более в переговорах о безвизовом режиме.
Что касается каких-то односторонних встречных мер с нашей стороны, то они в определенных масштабах принимаются так или иначе, независимо от того, что делает Евросоюз. Можно, например, напомнить о введении безвизового режима на 72 часа для пассажиров круизных судов. Есть и другие послабления.
Конечно, эти все меры сами по себе правильные, но это все же лишь частные меры. Мы же добиваемся общего подхода и общего порядка безвизового режима по краткосрочным поездкам. Оговорюсь: соглашение, которое будем подписывать рано или поздно с Евросоюзом, будет касаться именно краткосрочных поездок. Оно не будет означать полную свободу передвижения, поселения, владения собственностью, права на работу и так далее.
Кстати, эти четыре свободы реализуются внутри самого Евросоюза с большим скрипом. Достаточно послушать недавнее заявление премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона, призвавшего Евросоюз "вернуться к истокам" политики свободы передвижения, которая была направлена на свободу въезда и трудоустройства граждан Евросоюза. Сейчас эта дискуссия в Лондоне возникла в связи с тем, что с нынешнего года свобода передвижения распространяется на граждан Болгарии и Румынии, которые вступили в Евросоюз семь лет назад, но только теперь, после семилетнего переходного периода, могут приехать без виз. Но, заявил Кэмерон, если за 6 месяцев не найдут работу, то пожалуйте на выход.
– Какова судьба трехсторонних переговоров Россия-ЕС-Украина по газу? В ряде высказываний представители Еврокомиссии и ее руководство давали оптимистичные прогнозы, что есть прогресс и до конца мая проблема будет решена.
– Прогресс-то, может быть, и есть. Но денег в уплату за газ пока нет. Причем, деньги-то в Киев поступают из МВФ – единственного на сегодня реального источника финансовых средств для Украины. Еврокомиссия, правда, разрешила оплачивать газ за счет миллиарда евро, выделенного на днях Евросоюзом, но господин Яценюк тут же заявил, что ни цента из этих денег на оплату газа не пойдет.
Что касается самих переговоров, это непростой процесс, и сроки, действительно, поджимают – в связи с тем, что если до середины июня не будет закачана недостающая половина газа в украинские ПХГ, то потом можно не успеть это сделать до начала осенне-зимнего сезона. Ведь это количество нужно для того, чтобы обеспечить взрывной рост потребления, что случается, особенно холодной зимой. Тут вопрос даже не экономики, а физики. Если есть труба определенного диаметра, то в какой-то момент, когда спрос подскакивает на 20-30%, это дополнительное количество газа сразу не перекачаешь. Поэтому исторически создавались эти подземные хранилища, чтобы использовать в таких ситуациях.
В какой-то момент Еврокомиссия предложила государствам-членам закупить этот газ самим и закачать его в эти украинские подземные хранилища. На что государства-члены задали Еврокомиссии логичный вопрос: "А вы нам гарантируете, что этот газ не пропадет?". Еврокомиссия была вынуждена развести руками.
Надеюсь, что нынешние трехсторонние переговоры закончатся таким результатом, который позволит "Газпрому" продолжить подачу газа. Для того чтобы газ шел на Украину, должны поступить деньги в счет задолженности. И главное – чтобы, если такие деньги не поступят и "Газпром" окажется перед необходимостью прекращения поставок газа на Украину, не получилось снова то, что мы наблюдали пять лет назад, в 2009 году. А именно: несанкционированный отбор газа из транзитных газопроводов, ведущих в Евросоюз.
У нас с Евросоюзом после кризиса 2009 года был налажен механизм раннего предупреждения. Это комплексный инструмент, который предусматривает заблаговременное информирование о новациях в законодательстве, каких-то прочих нововведениях, и, естественно, в критических ситуациях работает как "красный телефон" для предупреждения партнеров. Более того, в 2009 году мы опробовали и такой метод взаимодействия, как направление совместных мониторинговых групп на контрольно-измерительные станции.
– Всем ясно, что длительное пребывание России и Украины в обстановке такого противостояния противоестественно. Вы видите какой-нибудь свет в конце этого туннеля? Женевские договоренности могут реально сыграть в этом необходимую роль? Вообще, насколько продуктивно участие ОБСЕ в украинском урегулировании?
– Роль ОБСЕ проявляется в трех измерениях. Одно измерение –политическое, выполнение Женевских договоренностей. Для того чтобы эту роль реализовывать, в ОБСЕ назначили спецпредставителя. Он мой давний знакомый, отставной немецкий дипломат Вольфганг Ишингер. В последние годы он руководит ежегодной Мюнхенской конференцией по безопасности. Он хороший профессионал. В телерепортажах с "круглых столов" на Украине Ишингер не выглядел очень радостным, но это и понятно. Эти "круглые столы" пока что разговор самих с собой. На этих внутриукраинских "круглых столах" почему-то присутствуют посол США, руководитель представительства Евросоюза, но не присутствуют оппоненты киевского режима. То есть регионы представлены назначенными Киевом губернаторами-олигархами. Политическое урегулирование на такой основе мне видится с большим трудом.
Вторая функция ОБСЕ на Украине – это мониторинговая миссия. Она насчитывает уже сотни человек (потолок определен в пятьсот). Мы внимательно отслеживаем их доклады. Они не всегда достаточно объективны и полны. Мы указываем на это ОБСЕ, в том числе швейцарскому председательству и руководству секретариата ОБСЕ. В принципе, этот инструмент может играть позитивную роль, но для этого он должен быть беспристрастным.
И третий элемент – это роль ОБСЕ в мониторинге предстоящих президентских выборов. Этим занимается отдельный институт ОБСЕ – Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ). Ни много, ни мало, тысяча человек там будут работать. Тут, на мой взгляд, главное не в том, как будет организовано голосование в той или иной точке, а вообще насколько результаты этих выборов будут отражать реальное настроение населения. Отношение к выборам на Украине неоднозначное. Есть люди, которые связывают с этим надежду на стабилизацию ситуации, на прекращение братоубийственного конфликта. Есть другие люди, которые сильно сомневаются в том, какой результат это может дать. Безусловно, фактором, который не говорит в пользу того, что эти выборы будут признаны всем населением страны, является то, что вплоть до последнего момента некоторые кандидаты в президенты, оппозиционные нынешнему режиму, были вынуждены снимать свои кандидатуры. Таковых уже несколько человек. Рассчитываем на объективность наблюдателей ОБСЕ на этих выборах. А судить будем по результатам.
Не может не настораживать то, что, опасаясь или даже допуская крах затеи с выборами на востоке Украины, на Западе заранее пытаются возложить ответственность за это на Россию. Это, по меньшей мере, некорректно, несправедливо и нечестно.
– По Вашим данным, в Евросоюзе есть понимание того, что киевская власть сейчас опасно заигрывает с откровенными неонацистскими силами?
– Я бы сказал, что там есть не только неонацистские силы, а просто нацистские, которые не стесняются демонстрировать свою приверженность наследию "третьего рейха".
Есть ли понимание? Я думаю, понимания не может не быть. Но Евросоюз в известном смысле сам загнал себя в угол, изначально встав на позицию поддержки киевского режима, прекрасно понимая уже тогда, что это за люди и кто среди лидеров имеет такие взгляды.
Я, например, видел представителя Евросоюза, пожимающего руку господину Тягнибоку, лидеру партии "Свобода", которая в резолюции Европарламента – подчеркну, не Государственной Думы России, а Европарламента – в декабре 2012 года, то есть сразу после того, как она прошла в Верховную Раду, была объявлена расистской, ксенофобской и антисемитской. Европарламент призвал все политические партии не иметь с ними никаких отношений.
А "Правый сектор" тем временем благополучно трансформировался в политическую партию. Его лидер является кандидатом на пост президента Украины и грозит диверсиями и партизанской войной не только на востоке Украины, но и на территории России.
– Чего Вы ожидаете от предстоящих выборов в Европарламент? Обозреватели СМИ отмечают усиление в европейских странах в ходе предвыборной кампании позиций радикальных правых партий и евроскептиков. Какие изменения, по Вашему прогнозу, могут произойти в распределении политических сил в европейских структурах?
– Здесь сочетание нескольких тенденций. Общий рост евроскептических настроений – это тенденция, которая наблюдается уже несколько лет, естественно, особенно на фоне финансово-экономического кризиса. Не секрет, что многие европейские избиратели связывают непопулярные меры сокращений и ограничений, мер жесткой экономии не столько с политикой своих национальных правительств, сколько с деятельностью евроструктур. Справедливости ради надо сказать, что политики на национальном уровне этим настроениям зачастую активно потворствуют. Лозунг "Во всем виноват Брюссель" довольно удобен, особенно для тех правительств, которые сами, или их предшественники, довели экономическую ситуацию до такого состояния.
Евроскептицизм в одних странах больше, в других меньше. Кстати, ни один институт опросов общественного мнения, ни один профессиональный аналитик общественного мнения пока не занялся таким вопросом: есть ли хоть одна страна в Евросоюзе, где популярность ЕС растет накануне выборов? Даже в недавно вступившей в ЕС Хорватии уже начались проблемы с мерами жесткой экономии и другими последствиями кризиса.
Такая реакция не всегда стопроцентно оправданна, потому что свою долю ответственности, конечно, несут и национальные правительства. Где-то жили не по средствам, где-то раздували штаты бюджетников - государственных служащих, где-то занимались приписками в отчетности. Это что касается евроскептиков.
Я бы отдельно рассматривал вопрос об усилении крайне правых. Здесь все-таки в основе явления не только евроскептицизм. Можно скорее говорить о логическом следствии евроскептицизма – росте националистических настроений. Ну а во все времена благодатной почвой для роста национализма всегда было бедственное экономическое положение. Поэтому не приходится удивляться, что такие партии, очевидно, получат существенное представительство в Европарламенте. Разумеется, не большинство. Об этом никто не говорит, но сторонников европейского политического мейнстрима успокаивает лишь то, что сами эти радикальные правые партии в разных странах между собой не очень ладят.
Для них главная задача сейчас в том, чтобы набрать необходимое количество мест для образования фракции. Образование фракции – это сугубо материальный интерес. Это кабинеты, своя доля в бюджете Европарламента, места в руководстве комитетов и так далее. Для этого нужно провести в Европарламент 25 депутатов. Это легко получить. Даже один "Национальный фронт" во Франции может набрать столько. Или ЮКИП в Великобритании. Но есть еще один критерий: чтобы получить статус фракции, надо иметь депутатов минимум из семи стран. А вот об этом им уже договориться сложнее.
Если же говорить о мейнстриме, то есть такое идущее из Англии понятие – hung parliament, то есть "подвешенный парламент". Европарламент вполне может оказаться таковым. Последние прогнозы, которые я видел, дают совсем незначительную разницу в количестве мест, на которые могут рассчитывать две крупнейшие партии – правоцентристская "Европейская народная партия" и левоцентристский "Прогрессивный союз социалистов и демократов". Явного большинства не будет. Впрочем, подавляющего большинства не было и в нынешнем Европарламенте, хотя существенное преимущество "Европейской народной партии" имелось. Но все же недостаточное, чтобы иметь возможность узурпировать руководство Европарламентом на весь пятилетний срок. Поэтому они тогда и договорились с социал-демократами о том, что пост председателя парламента они поделят пополам – по два с половиной года. Первые два с половиной года председательствовал поляк Ежи Бузек от «народников», а вторые два с половиной года – Мартин Шульц, социал-демократ из ФРГ.
Сейчас, если они придут к финишу с очень близким результатом, возможны варианты. Очень активна третья по численности фракция – "Альянс либералов и демократов за Европу" во главе с бывшим бельгийским премьером Ги Верхофстадтом, который, видимо, уже примеряет на себя амплуа kingmaker-а. Однако его взгляды могут не слишком прийтись ко двору каждой из этих двух больших партий, которые в итоге предпочтут "большую коалицию" между собой.
Я не хочу заниматься какими-то спекуляциями или даже прогнозами, но думаю, что вариант "большой коалиции", конечно, не понравится малым партиям. Однако он окажется в числе тех, которые будут рассматриваться.
Но дело ведь не только во внутрипарламентских раскладах. Дело еще и в раскладах общееэсовских. Лиссабонский договор о реформе ЕС вступил в силу в 2009 году, то есть уже после предыдущих выборов, что давало некоторым повод говорить о неполной легитимности нынешнего парламента, который был избран за полгода до этого на иной правовой основе и получил дополнительные полномочия по Лиссабонскому договору, не будучи переизбран. В новом договоре говорится, что при решении вопроса о председателе Еврокомиссии "принимается во внимание" итог голосования в Европарламент. Эта формула прописана не вполне ясно, и каждый сейчас трактует ее по-своему. Видимо, специально так и прописали. Эта, что называется, конструктивная двусмысленность, сейчас оборачивается крупными интригами.
Причем попытки Европарламента трактовать это положение как автоматическое – то есть, кто победил на выборах, тот и предлагает председателя Еврокомиссии – еще довольно давно, на раннем этапе предвыборных баталий, были дезавуированы германским канцлером Ангелой Меркель, которая заявила, что никакого автоматизма быть не должно.
Но давайте не будем гадать. Осталось ждать всего несколько дней. Ясно, что следующая неделя будет периодом бешеной активности как открытой, так и закулисной. Уже сейчас делят не только дни, но и часы – кто, когда, в каком формате собирается совещаться и решать "оргвопросы".
– Итоги этих выборов, на Ваш взгляд, могут каким-то образом сказаться на дальнейших отношениях России с Евросоюзом? И, в частности, в том, что касается перспективы контактов на высоком и высшем уровнях.
– Это будет зависеть от результатов выборов. Определенное кадровое обновление с еэсовской стороны, будем надеяться, пойдет на пользу нашим отношениям, в том числе и перспективе, о которой вы спрашиваете.
Посмотрим, как ситуация будет развиваться дальше. Конечно, надо иметь в виду, что после выборов не сразу все игроки меняются. Только в июле появится новый председатель Европарламента. После этого будет продолжаться дальнейший кадровый процесс. Мандат нынешней Еврокомиссии заканчивается 31 октября. В тот же день завершится мандат главы дипломатии ЕС госпожи Кэтрин Эштон. А мандат председателя Европейского Совета Хермана Ван Ромпея – 30 ноября. Поэтому еще какое-то время мы с этим кадровым составом будем работать.
