Алексей Улюкаев: "Мы должны обеспечить снижение рисков для инвесторов"

Глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев рассказал "Интерфаксу", что нужно сделать для возобновления роста российской экономики

Давос. 27 января. INTERFAX.RU - Темпы роста российской экономики в 2013 году замедлились, оказавшись намного хуже первоначального официального прогноза. Практически прекратился рост инвестиций в основной капитал. О том, что нужно сделать, чтобы рост ВВП и инвестиций возобновился, а также о перспективах российских IPO, крупных приватизационных сделок, ожиданиях по курсу рубля в интервью "Интерфаксу" в кулуарах Всемирного экономического форума в Давосе рассказал глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев.

- Алексей Валентинович, возглавив Минэкономразвития, вы говорили, что не хотели бы быть министром, при котором экономика впадет в рецессию, уйдет в минус. С другой стороны, будучи еще первым зампредом ЦБ, вы неоднократно говорили, что не стоит относиться к темпам экономического роста с завышенными ожиданиями. Две эти позиции спустя какое-то время на новом посту, как они балансируются?

- Я думаю, что балансируются. Во-первых, я считаю, что и глобально, и в национальном масштабе "новая нормальность" означает снижение темпов экономического роста. В мире это снижение общих темпов экономического роста, снижение темпов мировой торговли и снижение разрыва темпов между развивающимися рынками и развитыми. То есть развивающиеся рынки приближаются к развитым. Мы один из развивающихся рынков. На нас эти ограничители также действуют, как и на остальных.

Кроме того, мы завершили восстановительный этап роста, когда у нас были невысокими издержки после девальвации, большие возможности неиспользуемых мощностей, рабочей силы и так далее. Сейчас этот этап завершился. С середины прошлого года восстановительный рост закончился.

Нынешний рост ВВП может быть основан прежде всего на инвестиционном росте. Существуют определенные ограничения с учетом всех позиций, в том числе экспорта, потребительского спроса и инвестиций.

Чистый экспорт ограничен ростом мировой торговли. Соответственно, у нас сейчас увеличивается и физический объем, и стоимость чистого экспорта, но это небольшая величина.

Видимо, по потребительскому спросу мы находимся на потолке возможного - 4% роста. Это предельное значение, во многом связанное с тем, что разрыв между темпами роста производительности труда и доходами существует, и он не может сохраняться, тем более, не может увеличиваться. Это издержки для предприятий.

И инвестиционный рост. Мы считаем, что разумный темп роста инвестиций в основной капитал сейчас, несмотря на то что у нас разрыв большой, 10-процентный между долей сбережений и долей накоплений в ВВП, наверное, при нынешних институтах, это примерно 5 - 7%.

Все это вместе взятое означает, что естественным темпом роста экономики в целом было 2,5 - 3%. Из чего мы и исходим в среднесрочном планировании экономического роста. Но это не означает, что для того, чтобы получить 2,5 - 3%, ничего не надо делать. Наоборот. Это сложная работа, она требует большой мобилизации наших усилий, которые касаются и снятия существующих инфраструктурных ограничений, и создания лучшего предпринимательского климата, и работы в области малого и среднего бизнеса, и поддержки несырьевого экспорта, и так далее. Набор позиций известный.

- Что касается инвестиций - их рост по итогам 2013 года будет около нуля? Получается несколько парадоксальная ситуация: мы продвигаемся в международных рейтингах, происходят некоторые политические события, внушающие оптимизм в иностранных инвесторов. И, тем не менее, мы видим некую инвестиционную стагнацию. Это инерция?

- На инвестиции надо смотреть с трех позиций. Первая - общие инвестиции действительно показали почти нулевой рост в 2013 году. Но у нас в прошлом году значительно снизились инвестиции из госбюджета вследствие сокращения в целом пределов бюджетных ассигнований.

Если очистить от бюджетных инвестиций и инвестиций естественных монополий, то получим, что частные инвестиции прирастали примерно на 7% по прошлому году. Это инвестиции обычных компаний, работающих в реальной экономике, в обрабатывающем секторе.

А прямые иностранные инвестиции растут очень приличными темпами. С одной стороны, это означает, что оценки нашего инвестклимата, которые делаются словесно, обычно хуже, чем фундаментальные основания нашей экономики. Все-таки, когда фонды принимают решения об инвестициях, они смотрят на фундаментальные параметры, на национальные, валютные, рыночные риски. И здесь низкий уровень государственного долга, хорошая фискальная политика, резервы, устойчивая монетарная политика. Все это означает, что фундаментальные показатели экономики позволяют для инвесторов принимать решение в пользу инвестиций, хотя по многим позициям им и не очень комфортно.

Здесь, на форуме, представители бизнеса, которые работают в России в течение многих лет, в частности Alcoa, Coca Cola, отмечали, что видят огромный прогресс в деловом климате, в развитии рынка капитала, в доступе к финансовым источникам, в возможностях репатриации получаемой прибыли, в доступе к сетям, к выделению земельных участков, в процессе регистрации, таможенного оформления.

И для них это основание для того, чтобы принимать решения. Coca Cola инвестировала в России $3 млрд и сейчас говорит о следующих $3 млрд инвестиций. Проблема для иностранцев - это первые инвестиции в Россию.

На самом деле инвестиционный облик наш хуже, чем наши фундаментальные обстоятельства. Это не только проблема маркетинга, того, как мы "продаем" себя. Там ряд других позиций, и социальных, и политических. Этот разрыв между фундаментальными обстоятельствами экономики и инвестиционным образом мы можем преодолевать.

И самое главное, конечно, это низкий внутренний спрос на инвестиции, отсутствие большого количества проектов. Прежде мы перекрывали свои национальные риски тем, что обеспечивали очень высокий возврат на капитал. Мы больше не можем обеспечивать такой уровень возврата на капитал, потому что и темпы роста более низкие, и издержки уже довольно высоки. Мы в этой ловушке среднего уровня доходности.

В этой ситуации мы должны обеспечить снижение рисков. Вся наша экономическая политика должна быть готова к снижению рисков для инвесторов.

- Вы упомянули крупные, глобальные компании, которые давно в России. Честно говоря, не удивляет, что их устраивает происходящее в России. Наверное, у них есть возможность решать возникающие вопросы оперативно. А компании, которые выходят впервые, или компании меньшего масштаба, они по-прежнему сталкиваются с трудностями?

- Именно так, они сталкиваются с реальными проблемами. И для этого мы работаем над "дорожными картами" - национальной потребительской инициативы. Чтобы облегчить, упростить процедуры, дать возможность быстрее подключаться к сетям, платить за это меньше денег, меньше стоять в очередях, работать по принципу "одного окна", не бегать по десяткам мест, иметь возможность сформировать участок земли и потребовать от муниципалитета выставления его на торги, участвовать в государственных контрактных закупках и много другого.

- Нет ли у вас ощущения, что, сделав рейтинг Doing Business неким критерием истины, мы его чуть-чуть фетишизировали и стремимся выполнить именно и только то, что дает нам продвижение в рейтинге?

- Так всегда бывает - любой формальный показатель ограничен. Поэтому мы относимся к этому не то чтобы скептически, но рационально. У нас разрыв между фундаментальными показателями экономики и их представлением. Мы стремимся к продвижению в рейтинге, потому что они помогают этот разрыв ликвидировать. Это маркетинговая стратегия - таким образом мы "продаем" свою инвестиционную позицию. В этом смысле это неплохо, но сами от этого успокаиваться не должны. Потому что, во-первых, Doing Business - это прежде всего для столиц. Сейчас мы сделали шаг - появился национальный рейтинг для регионов, региональный стандарт. Это, безусловно, расширяет информационную среду формирования оценок, но этого недостаточно. В конце концов, главная оценка та, которую рублем производит бизнес. Инвестирует или нет, делает ли обороты - это главное. А рейтинги приходят и уходят.

- События политического толка, которые произошли недавно, - то же освобождение Ходорковского и ряд других, возможно, для кого-то показательных историй - они на такой прикладной показатель, как иностранные инвестиции, в этом году могут повлиять заметно или нет?

- Вряд ли на прикладной показатель они повлияют. Это в целом создание более благоприятной среды, социальной, правовой, культурной, политической, которая так или иначе оценивается всеми участниками процесса. Помочь в принятии решения о конкретных инвестициях они вряд ли смогут. Не думаю, что это имеет макроэкономический смысл.

- По вашим ощущениям, те меры по стимулированию экономики, которые предпринимались правительством последние полгода, дали какой-то эффект? Их реализация не допустила еще более глубокого сползания в стагнацию или пока они просто еще не заработали в полной мере?

- Экономическая политика дает эффект на определенном инвестиционном горизонте - год, два, три. Ведь если говорить об инвестиционном росте, значит, бизнес должен оценить то, что мы предлагаем, принять решение и реализовать его. На это по крайней мере надо отводить год или два инвестиционного горизонта.

С другой стороны, есть меры, которые действительно помогли предотвратить дальнейшее сползание в рецессию. Например, в части индивидуального предпринимательства - отыграли назад требования по социальным выплатам. Это позволило удержать ситуацию, не провалиться глубоко в этом направлении. Есть еще краткосрочные эффекты, как с тарифами естественных монополий: это просто реальный денежный поток, который остается у компаний. Сегодня они платят меньше, чем платили бы без принятия этих решений, меньше издержки у них. То есть краткосрочный эффект присутствует, но не надо его переоценивать. Больше мы надеемся все-таки на факторы, которые позволили бы нашим сбережениям превратиться в инвестиции и выйти в этом году на их рост в 4%.

- Когда вы ожидаете некоторого оживления в российской экономике - в первом полугодии или уже ближе к концу года?

- Мы рассчитываем, что будет нарастающий поквартально эффект, то есть каждый следующий квартал 2014 года будет лучше предыдущего. В целом мы ожидаем в третьем квартале выход роста за 2%. А по итогам года ожидаем 2,5% роста.

- Решен ли вопрос с выделением 100 млрд рублей из ФНБ на удешевление кредитов для малого и среднего бизнеса?

- Нет, но мы продолжаем настаивать на том, что это необходимо сделать. Находимся в дискуссии с Министерством финансов, но решения на этот счет нет.

- Традиционный вопрос вам еще и как бывшему первому зампреду ЦБ, а теперь как министру экономики: отток капитала. ЦБ незадолго до конца года снижал прогноз по оттоку, но итоговый результат вернулся к тому же показателю, к старому прогнозу. Почему?

- Итоговая цифра оттока - $62,7 млрд. Мы снижали прогноз вместе с ЦБ до $57 млрд. Но в самом конце года отток немного увеличился. Прежде всего это непрямые инвестиции - кредиты, займы. Это связано в основном с курсовыми ожиданиями, повлияло снижение курса рубля, которое произошло в конце года.

- Получается, что в ближайшее время перемены тенденции с оттоком ждать не стоит, ведь рынок ожидает дальнейшего ослабления рубля?

- Во-первых, всегда есть корреляция между движением текущего счета и капитального счета платежного баланса. В условиях почти свободного плавания курса национальной валюты, как правило, если снижается положительное сальдо текущего счета, то во всех случаях снижается и отрицательное сальдо капитального счета. Это означает, что экспортная выручка компаний, которую они могли бы оставлять в иностранных юрисдикциях, приобретая краткосрочные активы, уменьшается.

Второе, совсем другое - это оценка прямых инвестиций. Нас интересуют прямые инвестиции. $62 млрд оттока - это на самом деле "ни о чем". Я не знаю, хорошо ли или плохо - долгосрочные переливы капитала, оценка дифференциала процентных ставок и оценки ожидания по курсу. А вот прямые инвестиции - это однозначно то, что важно, полезно и нужно. Это то, что мы должны поощрять, над чем должны работать.

Скорее всего, глобальные процентные ставки будут сейчас увеличиваться. Значит, дифференциал процентных ставок уменьшится, возникнет разрыв с нашими ставками. Если к этому добавить возможности курса к ослаблению, то инвестиции в области денежного рынка будут, скорее всего, снижаться. Это означает, что мы должны еще более активно работать над инвестиционным климатом, чтобы прямыми иностранными инвестициями ответить на этот вызов.

- Естественное следствие действий ЦБ по расчистке банковского сектора - приток вкладов в государственные банки. Нет ли здесь какого-то элемента несправедливости? Вот и ОЭСР говорит, что владение ЦБ Сбербанком (MOEX: SBER) дестимулирует новых игроков выходить на рынок. Не означает ли это, что правительству нужно идти по пути сокращения доли в госбанках, даже не столько в фискальных целях, сколько для выравнивания условий и устранения диспропорций в секторе?

- Действия ЦБ не выходят за пределы того, что необходимо и достаточно в этой ситуации. Там профессиональный коллектив, который способен правильно организовать деятельность и ее регулировать.

Да, мы продолжаем говорить, что государственное присутствие в банковском секторе и вообще в целом в экономике завышенное. И здесь есть две составляющие. Во-первых, формальная доля, государственная собственность, а во-вторых, регулирование, избыточное регулятивное давление со стороны государства. Мы должны работать над тем и другим. Поэтому, естественно, у нас есть претенциозные планы, в том числе и в области наших крупнейших банков с госучастием.

Было бы разумным в среднесрочной перспективе - нескольких лет - снизить до блокпакета участие правительства в ВТБ, а Центрального банка - в Сбербанке. Для этого нужны законодательные изменения. Я считаю, что это должны быть синхронизированные процессы.

Сейчас рынок начинает подавать хорошие сигналы. Позапрошлый год был хорош для облигационных займов. В прошлом году мы видели очень большой рост на фондовом рынке. А в этом году, скорее всего, будет рост глобального кредитования. Увеличение интереса к вложению в активы будет означать возможность для многих наших компаний провести IPO, в том числе отложенные с прошлых лет. Это основание и для государства тоже посмотреть и активизировать свою деятельность в приватизационном плане.

Но самое главное - мы должны быть уверены в том, что наши регулятивные требования к банкам с госучастием не отличаются от регулятивных требований к частным банкам. Это самое важное.

- То есть вы действительно видите в этом году окно возможностей, в том числе и для крупных приватизационных сделок?

- Ситуация, на мой взгляд, будет существенно лучше, чем была в предыдущие два года.

- Можно ждать каких-то крупных сделок?

- Да. Например, "Совкомфлот". Ожидаем выход ЦБ из капитала Московской биржи. Считаю, что это будет знаковое событие.

- В этом? У ЦБ по закону есть еще два года на выход из капитала биржи.

- Если сейчас существует возможность, нет смысла затягивать. Я ожидаю несколько хороших сделок в этом году. Возможно, скоро будет размещение "Аэрофлота".

- Государство стремится проводить приватизационные сделки в Москве, но есть отрасли, которым просто органически близки Нью-Йорк, Гонконг и т. д. Вы готовы делать исключения? Для "Совкомфлота", например, которому интересна Нью-Йоркская биржа?

- Мы же не для того хотим провести сделку, чтобы формально отчитаться. Мы делаем это, чтобы обеспечить большую прозрачность, привлекательность бизнеса, чтобы это было понятно инвестору, конечно, и для получения неплохого результата для компании и бюджета. Поэтому стремимся развивать свои биржевые площадки, но это не основание для того, чтобы отказываться от разумных сделок, если это можно сделать по-другому.

- Будут ли перечислены в бюджет средства, вырученные "Роснефтегазом" от продажи акций "Роснефти" - около 150 млрд рублей?

- Мы стараемся, чтобы эти средства поднимались в бюджет. И об этом неоднократно докладывали. Но, исходя из нынешнего бюджетного правила, они не могут послужить сейчас основанием для того, чтобы финансировать расходы.

То же самое относится к 19% акций "Роснефти", которые значились в государственном плане приватизации на 2016 год (а не ранее. - ИФ), исходя из этих же фискальных соображений. На мой взгляд, это не самое главная причина, и мы считаем, что можно ускорить проведение этих приватизационных сделок.

Технически эти сделки готовы, рынки находятся сейчас в лучшем положении, чем прежде. Вряд ли сейчас кто-то скажет, какова будет нефтяная конъюнктура через два года. Сейчас она хороша, активы привлекательны. С нашей точки зрения, имело бы смысл провести эти сделки раньше, чем они стоят в программе приватизации.

- Вы говорите о текущем годе? В том числе и по "Роснефти"?

- В том числе и по "Роснефти".

- Правительство все последние годы стояло перед дилеммой - приватизировать нужно, чтобы улучшать структуру экономики, и это приоритет. Но есть и фискальные соображения - продавать дешево никто не хочет. И это тоже приоритет. Есть ли сейчас консенсус в правительстве: вот сейчас настает момент, когда баланс достигнут и наконец можно двигаться с приватизацией быстрее?

- О балансе я пока не говорю. Это скорее наши ожидания, гипотеза, она может служить основанием для анализа, но не для принятия каких-то финальных решений. По крайней мере, она дает больше шансов в пользу принятия каких-то решений, чем отказа от них.

- Предложение Минэкономразвития запретить монополиям финансировать инвестпрограммы за счет тарифной выручки подверглось критике со стороны ряда аналитиков. Суть их в том, что отделить тарифные средства от других вообще непросто и проконтролировать соблюдение такого требования, соответственно, тоже.

- Ровным счетом ничего сложного в этом нет. По сути, это основы RAB-регулирования, и элементы его мы внедряем в энергетике. Это нормально контролируется и мониторится. Надо считать доходность на капитал, старый капитал, новый капитал.

- Ваше предложение встретило понимание в правительстве?

- В рамках правительства оно еще не было обсуждено, но предварительно - положительное отношение.

- Планы по внедрению формулы контрцикличности тарифов сохраняются?

- В каком-то смысле она реализуется - как "инфляция минус". Надо было бы вести речь о более сложной системе коэффициентов, но пока мы к этому не готовы. В марте мы должны дать предложения. Я думаю, они ограничатся тем, что будет лимитирована позиция "инфляция минус" на среднесрочную перспективу.

- Каковы, по-вашему, основные причины ослабления рубля, которое мы сейчас наблюдаем?

- Есть три уровня. Самый верхний - это ожидания по экономическому росту. Они снизились, что означает более низкую оценку всех национальных активов, в том числе и национальной валюты. Это базовая вещь. То есть капиталы ищут другие ниши.

Второй уровень - оценка платежного баланса. Текущий счет снижается, в 2013 году более чем в два раза - примерно до $30 млрд. Баланс останется положительным, я не верю в то, что он будет в отрицательной плоскости, но существенно уменьшится. В ближайшем будущем этот показатель будет колебаться в пределах $10 - 20 млрд.

При этом я считаю, что отрицательный баланс капитального счета также будет сжиматься, поэтому платежный баланс будет скорее нейтрален.

И, наконец, есть третья вещь, связанная с инвестиционным климатом. Инвестор пуглив, и, если вы делаете какие-то неловкие шаги, он и текущих решений не принимает, и, скорее, делает обратные шаги.

В целом если учитывать все три уровня, то баланс по году, скорее, в пользу некоторого ослабления рубля, чем в пользу усиления.

- Когда обсуждалась заморозка тарифов, говорилось о том, что правительство будет вести работу с поставщиками монополий, чтобы они умерили свои аппетиты. Каков механизм этой работы? Как можно убедить частные компании? Какая здесь экономическая логика?

- Очень просто. Заключение большого и долгосрочного контракта с "Газпромом" (MOEX: GAZP), с РЖД - это огромное благо для поставщика товаров или услуг. Чтобы его получить, надо чем-то пожертвовать. Возможно, несколько снизить текущую доходность, и тогда вам будет гарантирован трафик, большие обороты. Здесь мы можем выступать посредником, подтвердить гарантии трафика для этих поставщиков и этим помочь.

- А есть заметные примеры движения поставщиков навстречу монополиям? Известно пока только о заморозке цен на цемент.

- На самом деле есть. Мы знаем ответы на предложения РЖД и "Газпрома" многих поставщиков. Кстати, это касается не только тех, кто выполняет строительные работы, но и поставщиков оборудования, здесь тоже есть определенный результат: соглашаются умерить свои ценовые аппетиты.

- Но это не фактор риска для инвестиций в целом?

- Я думаю, что не значимый фактор риска. Наша задача - чтобы инвестпрограммы выполнялись в физическом объеме полностью. Они могут немного поджаться в стоимостном объеме, но в физическом хотелось бы, чтобы они полностью выполнялись.