Мы не должны отчитываться ни перед ЕСПЧ, ни перед Госдепом
Российский детский омбудсмен Павел Астахов рассказывает о том, как тему российских сирот используют в своих интересах зарубежные политики и как вообще обстоит ситуация
Москва. 29 ноября. INTERFAX.RU - Два десятка американских семей пожаловались на Россию в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) из-за того, что "закон Димы Яковлева" помешал им забрать в США российских сирот. Теперь Страсбург присылает в Москву запросы о судьбе так и не усыновленных американцами детей. Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов заявил в интервью корреспондентам "Интерфакса", что ЕСПЧ не может судить Россию за принятые законы, а граждане США не должны использовать Европейский суд для выяснения конфиденциальной информации о гражданах РФ.
– Было ли известно об иске американцев в ЕСПЧ?
– Мы знали о таком иске. Но, как юрист, в данном случае я не понимаю, какое право отстаивают истцы. В юрисдикцию Европейского суда по правам человека не входит оценка действующего законодательства других стран, он рассматривает дела о нарушениях Конвенции о правах человека.
Закон есть закон ("закон Димы Яковлева" - ИФ), мы его приняли, и мы обязаны его соблюдать, каким бы он ни был, каким бы он не казался нашим американским партнерам. И оценку этому закону нужно давать не сегодня и не завтра, а лет через 10-15, когда мы перерастем все спекуляции, незнание, невежество на эту тему. Тогда все мы еще и еще раз убедимся, что поступили правильно.
– В чем причина подобного запроса? Закон "Димы Яковлева" используют как инструмент политической игры?
– Скорее здесь речь идет не о спекуляции. Непонимание законов и вообще международно-правовых принципов в области усыновления привело к тому, что в силу сложившейся практики американцы стали воспринимать как свое неотъемлемое право получение того ребенка, которого они хотят. Вдруг был принят закон, меняющий историю российского усыновления и запрещающий усыновление гражданами США.
Основная задача суда (ЕСПЧ - ИФ) – не выяснить судьбу этих детей (которые не были отправлены на усыновление в США из-за вступления в силу "закона Димы Яковлева" – ИФ), а определить, имеет ли человек право вопреки нашему законодательству получить ребенка. Имеет ли право кто-либо (организация или посторонний человек) получить информацию о том, где живет ребенок, усыновлен он или не усыновлен, и что с ним происходит? Объясните мне, с какой стати? Конфиденциальная информация имеет ограниченный доступ и разглашению не подлежит.
Нет ни в одном международном документе, ни в одной Конституции, ни в одном национальном законе права взрослого человека на ребенка. Но во всех этих документах есть право ребенка на семью, которое мы обязаны обеспечивать. Вот это право мы обеспечим.
Но мы не должны отчитываться об исполнении этого обязательства (обеспечить право ребенка на семью - ИФ) ни перед Европейским судом по правам человека, ни перед американским Госдепом.
Никто с нас не снимает ответственности за детей – и не только тех, которых не выпустили в Америку. На межведомственных российско-американских консультациях мы договорились, что отвечаем за всех детей, и никакие списки больше не составляем.
– Кому выгодно создавать подобные настроения в обществе и использовать тему российских сирот в своих интересах?
– Мне понятно, кто это делает. С американской стороны – это сенаторы, которые должны избираться: подхватили эту тему и начали активно на ней спекулировать в своей предвыборной кампании, обещая "надавить на русских". Это спекулянты, люди, которые паразитируют на самом больном – на детских несчастьях и родительских чувствах. К сожалению, и в России таких выгодоприобретателей хватает.
Дело сирот Климовых: "Полиция США не могла найти Алексея, а мы его нашли"
Астахов также рассказал, что находящийся в американском розыске усыновленный в США российский сирота Алексей Климов, старший брат Анастасии и Светланы Климовых, найден после полутора лет поисков. Теперь ему грозит тюрьма за побег из скандально известной приемной семьи Деккертов, где мать выбила ему зубы.
- Вы помните, мы занимались делом Климовых. Психолог Диана Блэйк обратилась тогда ко мне, а вслед за этим пришло письмо и от детей, от Светланы и Анастасии Климовых. Алексея тогда уже не было, он сбежал. Они сообщили, что информация о насилии – правда.
Что происходило дальше? Алексей к тому моменту исчез: некоторые считали, что он либо погиб, либо покончил с собой, потому что он действительно подвергался издевательствам. Вы помните, что супруги Деккерты сами пришли и сказали – мы не хотим знать этих детей. Суд выяснил, что ненадлежащее обращение имело место, супруги были лишены родительских прав и детей передали в другую семью.
Американцы присылают нам решение суда. "А где Алексей?", – спрашиваем мы. В ответ приходит: "А он в розыске два года, мы не знаем, жив или не жив…".
Так вот, мы нашли Алексея. Нашли его с помощью тех самых неравнодушных американских граждан, людей, к которым не прислушивается система, созданная в Америке. Которая не может найти сбежавшего мальчика. А мы его нашли.
– Как он? Все ли в порядке?
– Я с ним разговаривал накануне по телефону, сейчас ему восстанавливают все документы. Причем, самое интересное – он состоит в розыске, при этом он получает сейчас social security number (номер социального страхования), но никто из полиции не знает, где он, никто не может его найти. Мы сейчас помогаем ему, чтобы он получил все документы, образование свое восстановил – он хочет учиться, хочет работать.
Видите, какой феномен произошел? Простые американские граждане поверили нам, что мы защищаем детей, усыновленных на территории Америки! Вся американская полицейская машина, федеральный розыск не могла его найти, а мы нашли.
Но теперь возникает другая опасность. В США побег из семьи рассматривается как правонарушение. Сейчас большая политика может сыграть свою роль, и Алексея могут задержать и посадить в тюрьму. Поэтому мы призываем американские власти гуманно подойти к его судьбе, чтобы не наказывать его за то, что он сбежал. Сбежал-то он от насилия, приемная мать ему выбила ботинком передние зубы, он сам мне об этом все рассказывал.
Конечно, сейчас уже не стоит вопрос о том, чтобы вернуть его в Россию, ребенок забыл язык, да и он уже взрослый молодой человек. Он живет у хороших людей, о нем заботятся, он сам говорит, что сейчас ему хорошо. Но возникает вопрос: разве это мы должны делать? А благодаря тому, что мы занимаем принципиальную позицию, Следственный комитет РФ ведет расследование, наши дипломаты активно включаются, граждане Америки нам поверили и нам первым сообщают информацию о наших детях, а не полиции.
Ранчо Ranch for kids: "Получат лицензию – приедем, посмотрим, поговорим"
Американский детский дом Ranch for kids, деятельность которого с прошлого года вызывает опасения у Москвы, по решению американского суда приступил к оформлению лицензии. Теперь российские дипломаты смогут попасть на территорию учреждения и выяснить, в каких условиях живут сироты – в том числе, некогда увезенные из России, надеется Астахов.
В ответной ноте американского госдепа по поводу переусыновления (ответ властей США на ноту российского МИД о так называемых "интернет-биржах" сирот – ИФ), указано, что детский приют на ранчо в штате Монтана "Ranch For Kids" оформляет лицензию как учреждение дополнительного школьного образования.
– Это значит, что ранчо станет более открытым, в том числе, для российских дипломатов?
– Конечно, когда они оформят лицензию. Вообще, обещание нас туда допустить я уже получаю в течение года. И я готов съездить. Вот получат лицензию – приедем, посмотрим, поговорим. Потому что с лицензированным учреждением совсем другой разговор – до этого не с кем было разговаривать, они незаконно вели свою деятельность. Это признал суд (в штате Монтана – ИФ): обязал их либо закрыться, либо получить лицензию. По крайней мере, это ответ от Госдепа, который я видел.
И опять вопрос: почему мы должны этого добиваться, а не службы защиты детей штата? Система лицензирования же существует в Америке, правильно?
– Что касается иностранного усыновления в целом – "закон Димы Яковлева" действует только в отношении США. Есть ли планы полностью запретить усыновление российских детей любым иностранцам?
– Неизбежно, когда вы двадцать лет являетесь донором, в какой-то момент наступает уже и усталость от того, что вы – донор. Плюс ко всему, вы уже живете совершенно другой жизнью. Если мы раньше сдавали кровь, чтобы выжить (мне кажется, это хорошее сравнение), то сегодня мы живем уже по-другому. Сегодня нам уже не надо сдавать эту кровь.
Россия изменилась за 20 лет. Мы рассчитались с долгами, мы пережили кризис, у нас даже появились очереди на усыновление, которых не было еще пять лет назад. Вы знаете, на начало этого года у нас 18 тыс. человек стояло в очереди. То есть неизбежно мы идем к тому, что постепенно в России не будет сирот, чтобы отдавать их за рубеж.
Да, пока мы не запрещали иностранное усыновление гражданам других стран, не США. Но у нас и не было ни с кем таких проблем, как с Америкой. У нас нигде, кроме как в Америке, усыновленные российские дети не гибнут. У нас таких случаев педофилии, насилия, издевательства, как в Америке, нигде нет. Это факт.
В России до 2008 года не было ни с кем соглашений об усыновлении, кроме итальянцев. На сегодняшний день действует договор только с Италией. С Францией он пока не ратифицирован. Получается, сейчас только Италия является страной, граждане которой имеют возможность усыновлять российских детей: во-первых, там не признаются однополые браки и, соответственно, не надо менять существующий договор (в связи со вступившим в силу запретом отдавать детей на усыновление в страны, где легализованы однополые браки – ИФ), а во-вторых, они следуют условиям этого договора. Вот и все.
Остальные страны попали в сложную ситуацию, потому что никто из них ранее не озаботился тем, чтобы заключить эти соглашения. Почему итальянцы сделали это еще в 2008 году? Потому что это нормально, и это правильно. Будьте любезны – заключайте двусторонние соглашения, а не только конвенцией руководствуйтесь, потому что именно они прописывают механизмы реализации ее положений. Это не наша вина. Вы должны активнее работать, господа, если вы хотите продолжать иностранное усыновление. У нас другие приоритеты. В России вообще-то по закону национальное усыновление – в приоритете. Поэтому что же с нас спрашивать: "Вот вы ограничиваете, хотите запретить?" Да это как раз нормально, этот процесс – нормальный. А у нас за 20 лет произошел такой перекос в собственном сознании – стало вдруг ненормально, если все дети останутся в России.
– Есть у нас еще одна острая тема. После инцидента в Бирюлево в Москве остро встал вопрос миграции. В СМИ появилась информация, что резко возросло число отказников, детей приезжих, которые находятся в столичных домах ребенка, детских домах. Правдива ли она?
– Эта тема не нова и периодически возникает. Я помню, очень остро она возникла в начале 2010 года, когда был очередной всплеск. И Лужков (экс-мэр Москвы Юрий Лужков – ИФ) тогда заявил: мы каждый год даем по 500-600 квартир детям-сиротам, а у нас значительная часть приезжих из других регионов и мигрантов. И поставил вопрос о том, чтобы главы тех регионов или стран, дети из которых к нам попали, сами их обеспечивали жильем. Каждый год несем огромные расходы из бюджета города – квартиры в столице дорогие.
Моментально развернулась дискуссия – справедливо или несправедливо? Я первым выступил и сказал, что это несправедливо и незаконно. Ребенок должен воспитываться там, где он выявлен, и если его не смогли вернуть на родину, он должен получить все – медицину, образование, обещанное и гарантированное жилье.
В этой проблеме больше спекуляций, как и в любой другой, которая касается вопросов детства. У нас на самом деле немного детей мигрантов, которые остаются в детских домах. Смотрите, какая ситуация: в Санкт-Петербурге налажена работа с национальными диаспорами, диппредставительствами. Например, с таджикским, киргизским, узбекским посольствами по поводу устройства детей, которые рождаются от граждан этих стран в Санкт-Петербурге. В Москве – та же самая история. Сам видел, как они разыскивали мать, родственников в Таджикистане или Киргизии и заставляли забирать этих детей. Это правильная позиция.
– Есть другой вопрос – цыганские дети. Мы все их периодически тоже встречаем
– Существует миф, что в России много бездомных детей, бродяг и попрошаек. Да, и еще у нас медведи по улицам ходят…
У меня был однажды курьезнейший случай в Ставропольском крае. Идем мы в одном городе по центральной площади – со мной идет вице-губернатор, мэр города, ее замы по социалке, нас так человек шесть-семь – и вдруг вот такой чумазый мальчуган подбегает прямо ко мне и говорит: "Дяденька, дяденька, дай денег! Мамки нет, папки нет, дома нет!"
Я – раз его за руку: "Как тебя зовут?" - "Валерка!" - "А где ты сейчас-то живешь?" Тут он замялся: "А что, дядь, дай денег!" А все остальные – просто в шоке, до этого рассказывали, как все у них замечательно. Говорю: "Так где ты живешь-то сейчас? Сейчас пойдем со мной, если дома нет – устроим в детский дом". Он от меня вырывается, убегает…
Потом мне докладывают – нашли паренька. Мальчик живет с бабушкой, и бабушка знает, чем внучек занимается. И нельзя сказать, что они совсем бедные – социальные службы все-таки работают.
– Вернемся к цыганам. То есть я еду в электричке, вижу попрошайку с ребеночком на руках. Нужно ли сообщать об этом кому-то?
– Ближайшему полицейскому сообщаете: вот, я видел детей, которые побираются или попрошаек с детьми. Конечно, есть принадлежность к определенным национальным группам, у которых в крови эта романтика бродяжничества, кочевой образ жизни. Но в основном-то это не так – речь идет об использовании детей, их эксплуатации. А это запрещено.
– Вот такой случай: подхожу к полицейскому, к сожалению, не записал номер жетона – так он говорит, что они всегда тут ходят
– Стоп! Очень просто – нужно записать номер жетона. Есть закон о профилактике правонарушений среди несовершеннолетних. Бродяжничество, попрошайничество – это правонарушение, и если несовершеннолетний его совершает, то профилактикой и пресечением занимается полиция. Поэтому полицейский не может вам ответить "я не знаю". Это их обязанность – поддерживать порядок, заниматься профилактикой и пресекать правонарушение.
Обещаю, обсудим на уровне министра этот вопрос. Мы столько проводим совещаний на тему профилактики безнадзорности несовершеннолетних, бродяжничества, попрошайничества, столько там идет указаний от министра и от руководства главков. Если полицейский не реагирует – полицейского надо наказывать.
– А если рядом нет полицейского? 02 звонить?
– Да. Или 112 наберите (с мобильного телефона – ИФ), скажите: "вот здесь бродяжничают". На это надо обращать внимание. Даже если ходят по вагонам или стоят на перекрестках и собирают деньги на операцию или на дорогу домой. Я сейчас никого не хочу ни в чем обвинять и подозревать, но есть другие формы оказания помощи. Нельзя стоять на перекрестке и собирать деньги. Нельзя. Это запрещено. А если там с ним еще и ребенок – не имеют права ни родители, ни законные представители втягивать его в совершение правонарушения. А полиция обязана выявлять, пресекать, осуществлять профилактику, работать и передавать информацию дальше. Тогда начинают работать социальные службы.
Неправильно говорить, что это не работает. Если бы это не работало, то вы бы видели тысячи бездомных, как это было в начале 90-х.
– Другая проблема – общественники заявляют, что полиция и прокуратура "крышуют" этот вопрос.
– Если выявляется полицейский, который "крышует" попрошаек – это уже основание для того, чтобы привлечь этого полицейского к ответственности. Если они, общественники, знают об этом – почему они об этом не заявляют? Пусть мне привозят эти факты. Пусть мне присылают документы. Я найду возможность снять трубку, позвонить генеральному прокурору или министру внутренних дел, если не могут решить это сами. Но, опять же, это не должны быть просто пустые безосновательные разговоры – "дети-попрошайки крышуются полицией и прокуратурой". Есть факт – занимаемся. Нет – извините, это клевета. Это не предметный разговор.
Раньше была другая история: появлялся какой-то человек, бригадир такой, к нему все попрошайки с вокзала сбегались, человек двадцать – отдавали, видимо, ему деньги, и он шел собирать дальше. Это было в постсоветские времена.
– Так и сейчас, наверное, они есть? Или сейчас их меньше?
– Я не могу сказать, что их нет. Мы сегодня скажем, что их нет, а завтра они появятся. И снова организуют такой сомнительный бизнес. Вы наверняка встречаете инвалидов-колясочников на перекрестках – сколько на эту тему написано статей, их расставляют, с них собирают деньги. Мы их сегодня разгоним, а завтра новые появятся. Это вечная борьба добра и зла, закона и преступления. Но мы работаем, и давайте согласимся – меньше этих случаев, и это подтверждает статистика.
Поэтому когда вам в очередной раз скажут, что в России 2 млн. беспризорных детей бродят по улицам – это вранье. Это просто незнание ситуации или спекуляция. А кто это делает и зачем – это другой вопрос. Есть невежественные люди – и есть провокаторы.
