… и другие режиссеры из компашки

В основе сюжета "Разомкнутых объятий" лежит месть режиссеру. Кажется, у Альмодовара в России есть недоброжелатели, потому что дубляж фильма способен лишить зрителя всякого эстетического удовольствия

Москва.14 июля. INTERFAX.RU – В фильме "Сансет бульвар" Билли Уайлдера была сцена, в которой короли немого кино сидят за столом и играют в карты, а обслуживает их Эрих фон Штрогейм. Не имеющая принципиального значения для фильма, она вводила зрителя в кинематографическую реальность, традицию, которую очерчивал Уайлдер и к которой себя относил. Есть какая-то особенная граница между кинематографом о реальной жизни и кинематографом о кинореальности. Набоков говорил, что писатель должен все выдумывать сам, а не отталкиваться от материала чувственного мира. Сами законы, действующие в выдуманном мире, их внутренняя взаимосвязь должны быть искусственными, самостоятельными, замкнутыми. В литературе этот принцип не так ощутим, как в кино. Именно в связи в выдуманными мирами кинематографа возник термин "вселенная": "вселенные" "Звездных войн", "Властелина колец", "Матрицы" - это теперь всем привычно и понятно. В таких виртуальных реальностях многое не похоже на нашу, но никому не приходит в голову это осуждать.

Есть и "вселенные", в которых существует все творчество художника целиком. Когда мы говорим о Феллини, Бунюэле, Тарковском, Иоселиани, мы имеем в виду именно это. Конечно, тот же случай – Альмодовар, и его "Разомкнутые объятия" включены в его особый мир, правила которого мы давно поняли и полюбили. Не за то, что они близки именно нам, а за их эстетическую отточенность, за то, что это брызги шампанского из бокала гения.

У Альмодовара каждый второй человек – гомосексуалист, а каждый первый имеет странную склонность к разного рода половым извращениям. Женщины правят миром, но страдают по мужчинам, разбившим их сердце. Отношения между персонажами запутаны так, что разбираться в них придется до финальной сцены. Воспоминания о прошлом не дают им покоя, а сентиментальные заламывания рук по каждому поводу только усиливают мнемонические способности героев. Наконец, бесконечный оптимизм героев и гротескный мир в котором они существуют – это бесконечный карнавал, в котором участвуют их страсти.

В "Разомкнутых объятиях" все это есть, но Альмодовар садится за стол с кумирами своего кинематографического прошлого – и сотворцами его кинематографической реальности. Здесь есть и любимые им актрисы Одри Хепберн, Мерилин Монро, Голди Хоун, Ингрид Бергман; и режиссеры Федерико Феллини, Роберто Росселини, Ингмар Бергман; есть даже невесть откуда взявшийся Тонино Гуэрро. Постепенно и ненавязчиво включая их в контекст собственного творчества, Альмодовар как бы намечает ориентиры вглубь самого себя для зрителя. Он гримирует Пенелопу Крус под известных актрис прошлого, тем самым подчеркивая, что весь мир старого кино никуда не делся, он реконструируем, реплицируем.

Более того, ревнивый муж героини Крус смотрит ее съемки именно в режиме немого кино, которое таким образом возвращается и актуализируется. Прошлое и настоящее героев, как и современное и старое кино, сплетаются в фильме в единое целое. В мире кинореальности нет времени, кроме экранной продолжительности фильма. Нет пространства, потому что монтаж позволяет его преодолеть. Возникает некоторая идеальная "вселенная", в которой возможно все. Поэтому режиссер, один из главных персонажей, спокойно снимает "Женщин на грани нервного срыва" с новыми актерами из настоящего и подчеркнутой пародической функцией. Если Крус в сущности та же Хепберн или Монро, то почему бы ей не быть Кармен Маурой и не одеваться так же, тем более что старые альмодоваровские любимицы готовы ей подыграть? Все заменяемо и вечно, поэтому бояться нечего – но только в мире кино.

Обозреватель Сергей Сычев

/Интерфакс/