Фотография как высший полет

Фотограф Лев Мелихов рассказывает, почему нет ничего сложнее портрета и почему он предпочитает черно-белую фотографию цветной

Москва. 29 июня. INTERFAX.RU - В одном доме на Таганке есть подвал, в котором происходят игры со временем. Фотограф Лев Мелихов приглашает к себе в мастерскую не только для того, чтобы создавать красоту. Его фотографии – проникновение в суть человеческой природы, раскрытие и узнавание того, кто перед ним. Во время неспешного разговора он поделился своими способами созерцания, размышлениями о жизни и образами реальности.

Про учителей

Я считаю своими учителями Илью Кабакова, Эрика Булатова, Булата Окуджава, Александра Солженицына. Но самый первый и главный учитель, конечно, Леонардо. Я не шучу. Я окончил художественную школу, потом архитектурный институт, а Леонардо, как был для меня иконой, так и остался. Все, что мы сегодня имеем в искусстве, – все от Леонардо да Винчи. Хотя представьте себе, сколько народу было вокруг Леонардо – вот десять человек пишут дерево, у девятерых великолепно, а у десятого гениально. В чем дело? В одном нюансе. Кто-то сказал, что искусство это "на чуть-чуть". Чуть вправо-влево, и гениально.

Про начало пути

Я родился в Волоколамске – крошечном деревянном городке на пять тысяч жителей, где все друг друга знают. Отец уехал на родину в Испанию, а мать говорила мне: "Сын, ты – мужчина". Закончив восемь классов, я понял, что я мужчина, купил билет до Иркутска и уехал. У меня было тридцать рублей, а билет стоил двадцать два пятьдесят. Через год я приехал в Москву и пришел в мастерскую к Илье Кабакову.

Про портрет

Есть у меня постулат, что серьезнее и сложнее портрета вообще ничего не существует.

В год я делаю всего несколько портретов, а бывает, что и ни одного! А бывают годы, когда я могу сделать десять-пятнадцать портретов и даже больше.

Я вырос по мастерским, как в романе Короленко "Дети подземелья", – подвалы-чердаки. И когда в конце 1980-х я понял, что народ начал уезжать из страны, кто в Америку, кто во Францию, тут я не на шутку перепугался. Они уедут, а у меня не останется настоящего портрета Булатова, Чуйкова, Кабакова. Портрет – это квинтэссенция, высший полет. Портрет – это вершина.

Помню, как я впервые увидел "Портрет брата" Казимира Малевича, – я чуть с ума не сошел от пронзающих ледяных глаз. Удачный портрет возможен только при личном контакте. Если во время съемки присутствует посторонний – ничего не получается. Особая история получилась с портретом Александра Исаевича Солженицына – передо мной была задача создать образ, который взаимодействовал бы глобально с каждым, такая русская икона. И я сделал из него Иоанна Крестителя – просто попросил его смотреть вниз и вбок. И мне это удалось, а сделал я всего пять кадров.

У меня принцип – я никогда не делаю кадровок. Если я нажал на "гашетку" – все! Всегда. Я – не репортер. Вырос я в то время, когда пленки почти не было, трясся над каждым кадром. За катушку тогда платили безумные деньги, и каждый кадр был на вес золота.

Про цвет

Цветной фотографией я занялся случайно на острове Итуруп, что на Курилах. У меня закончилась черно-белая пленка, а пошли безумные туманы, и я не смог уехать. В местном магазинчике скупил все цветную пленку, это была Fuji. Вернулся в Москву, посмотрел, что получилось, и при печати довел цвет до абсурда. Все мои снимки строятся на контрасте света и тени.

Про учеников

У меня не бывает одновременно больше двух учеников, это как с портретами – невозможно размениваться. У меня есть правило: если ты очень ленивый и не хочешь делать добра, говна не делай, – и уже хорошо. Я не преподаю, но учу. Но научить можно только при условии, что у человека есть способность "видения" и ментально он мне близок. Так, например, получилось с Сергеем Ястржембским, учу его уже на протяжении шести лет.

Про настоящее

Я всегда снимаю портреты. Я никого специально не снимаю – жизнь сводит. Я – черно-белый фотограф. Думая, тут дело в моей прапамяти, которая глубоко во мне сидит. Черно-белая фотография не просто мне нравится, я люблю ее! В конце мая выходит моя новая книга – двухтомник, 500 полос, называется "Знак и фигура моей эпохи или книга про нас".

Беседовала Евгения Голембиевская

/Интерфакс/