Алексей Герман-младший: западные люди в России ничего не понимают

Режиссер накануне премьеры "Довлатова" в Берлине рассказал о том, как создавалась картина, запретах в киноискусстве и цензуре в мире

Москва. 16 февраля. INTERFAX.RU - Новый фильм Алексея Германа-младшего "Довлатов" вошел в конкурсную программу 68-го Берлинского международного кинофестиваля. Картина с Миланом Маричем, Данилой Козловским, Еленой Лядовой повествует о нескольких днях из жизни писателя Сергея Довлатова в Ленинграде в ноябре 1971 года, незадолго до эмиграции его друга, будущего лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского. Накануне мировой премьеры фильма в Берлине Алексей Герман-младший рассказал корреспонденту "Интерфакса" Анне Нехаевой о том, как создавалась картина, запретах в киноискусстве, цензуре в мире и важности прецедента об отзыве прокатного удостоверения.

- Вы уже представляли один из своих фильмов на Берлинале. С какими настроениями едете на нынешний смотр?

- Фестиваль – это не радость. Это довольно тяжелая, психически и энергетически затратная история. Ты приезжаешь, представляешь фильм, волнуешься. Потому что у меня иногда фильмы прекрасно принимали, хлопали по 10 минут, а иногда ужасно принимали, это все обстоятельства. Ты не знаешь, как он пройдет, отвечаешь на одни и те же вопросы несколько суток. И потом это все будет обусловлено политической составляющей, потому что уже понятно по запросам, что меня будут на фестивале "мучить". Это работа – иногда она помогает продвижению фильма. И в итоге ты, вымотанный, летишь назад. Поэтому приятного мало. Я пять раз был в Венеции в разных конкурсах, сейчас второй раз в Берлине – поэтому знаю, что устаешь очень. Посмотрим, чем закончится этот странный опыт.

- Политическая составляющая - вы имеете в виду обстановку в мире и отношения России с рядом других стран?

- Отношение к стране сейчас очень плохое. Естественно, это все наложится на восприятие фильма. А поскольку западные люди в России вообще ничего не понимают, - про нас, как у нас все устроено, про нашу историю, - и довольно примитивно нас воспринимают, то очень сложно объяснять, что Россия не совсем такая страшная, как они считают. Сложная, счастливая, несчастная, с проблемами, но разная. Им это не очень понятно. Тем более они видят суд над Серебренниковым, которого я виновным не считаю, кстати.

Так что это будут очень непростые разговоры. Потому что там цензура точно такая же. Там, поверьте мне, та часть ответов, которая будет не устраивать, она будет тут же убираться.

- Почему вы решили снять фильм о Довлатове и чем вас привлек именно этот период времени?

- Во-первых, я люблю это время. Я позже родился, но помню 1980-е годы, Ленинград. Это время невероятных, талантливых людей. У них часто не было денег, часто не было работы, была какая-то даже видимость общности. Но, тем не менее, она была. Была интеллигенция, которая жила своей закрытой, но очень бурной жизнью. Был город – темный, но очень живой, и энергия в его капиллярах. Были прекрасные писатели. Это мой город, я люблю Ленинград. Это, с одной стороны.

С другой – ну как не снять фильм о Довлатове? Невозможно все время снимать о спорте, при всем моем уважении. Мы же не только спортивная держава, у нас еще писатели какие-то есть, ученые – широкая панорама общества.

Ну а Довлатов – герой, человек невероятного таланта, сложной судьбы. Невероятных парадоксов.

- В аннотации сказано, что фильм в биографическом жанре. Как писался сценарий, насколько он соответствует действительности?

- Я эту аннотацию не читал, не знаю, что там написано. Очень относительно основывались на биографии – где-то да, где-то нет. Кое-где придумывали то, чего не было – дружбу, людей, с которыми он, может быть, не был знаком. А в других моментах достаточно четко пытались соответствовать рассказам про Довлатова некоторого количества людей, очень уважаемых, которых мы спрашивали о его жизни. Это в определенной степени "фикшн".

Вдова писателя Елена Довлатова и дочь Екатерина знали о проекте с самого начала, они нам помогали. Много им задавали вопросов, они приезжали, мы с ними советовались. У нас был обоюдный творческий процесс.

- Можете раскрыть бюджет проекта, из чего он складывался? Участвовало ли государство в создании?

- Нет, я не могу раскрыть бюджет, скажу только, что он был небольшой. Да, у нас есть финансирование от министерства культуры, есть кредит от Фонда кино, нам очень помог Константин Эрнст и Первый канал, морально поддержал Никита Михалков. Вообще большая благодарность продюсерам - Андрею Савельеву, Артему Васильеву, Константину Эрнсту. Также у нас есть финансирование нескольких европейских государств Евримаж (Eurimages, европейский фонд поддержки совместного кинопроизводства и проката кинематографических и аудиовизуальных работ, созданный при Совете Европы - ИФ), частные инвесторы и сопродюсеры. Есть город Санкт-Петербург, который нам помог.

- В целом, по вашим оценкам, сложно ли сейчас найти деньги на новый проект?

- Невозможно. С каждым годом все сложнее. Мне кажется, что вся эта санкционная история начинает на искусстве сказываться. И сказываться в определенной степени тяжело и трагически. Потому что нет никаких частных денег. Если раньше это не было проблемой, то теперь все сложнее и сложнее.

- В "Довлатове" получилась невероятно аутентичная в визуальном плане картина - с помощью чего вы ее воссоздали? Костюмы, декорации, людские типажи и так далее.

- Это все сделано на сочетании. Вообще, я правильно женился (смеется), моя жена, художник по костюмам (Художник-постановщик картины, Елена Окопная - ИФ), поскольку она сумасшедшая, то она нашла баланс между достоверностью и художественным образом. И каким-то невероятным напряжением сил это все создала. Надо понимать, что все это было построено - денег было мало, декорации строились в выселенных домах. Были настоящие вещи того времени, какие-то делались специально - так, чтобы выглядели как настоящие. Это огромная колоссальная работа. Плюс у нас был очень долгий кастинг - мы много месяцев в разных городах искали людей, которые энергетически, внешне, как угодно, могли бы жить в том времени. В которых есть какой-то внутренний талант. Даже не знаю, как это объяснить. Те, кто со сложными лицами, в ком есть что-то настоящее. Потому что настоящее нельзя сыграть - оно либо есть, либо нет. Я взрослею и понимаю, что если собрать много талантливых людей, которые часто бывают не очень приятными, и это сложно, то уже что-то получится.

И затем мы месяцами прикидывали: этот может в редакции работать, этот - художник-алкоголик. А вон тот - более начальственный человек и так далее. У нас все это висело в комнате, в которой все стены были забиты фотографиями.

- Прямо как в фильмах, где детективы ищут преступника, соединяя фото на стене ниточками, ища причинно-следственную связь.

- Да, примерно так и было, мы эти снимки перевешивали, сопоставляли, сравнивали.

- Аналогичным образом, видимо, случилось с Миланом Маричем, который сыграл Довлатова? Потому что многие спрашивают, почему сербскому актеру досталась эта роль.

- Потому что он, во-первых, похож на мужика. Потому что наши, в большинстве своем, на мужиков не похожи. Во-вторых, он тонкий и нежный и, вдобавок, похож на Довлатова. В-третьих, он глубокий. Ну вот такой Довлатов, вот такой он мог быть.

У нас были замечательные пробы одного очень известного человека, который часто появляется на телевидении, и про которого все писали. Плюс было некоторое количество известных артистов, которые меня насиловали, просто мучили. Писали мне СМС-ки, письма, присылали свои идиотические пробы неумелые. Я чувствовал себя белой обнаженной женщиной в Уругвае. Это был какой-то кошмар.

- А мне Милан в этой роли напомнил молодого Михалкова из "Я шагаю по Москве".

- Вот, потому что он обаятельный. Потому что это есть, это нельзя подделать. Мужики не так часто встречаются, а актеры тем более.

- Действие в картине происходит в начале 70-х годов, накануне эмиграции друга Довлатова, Иосифа Бродского. С нынешней ситуацией параллелей не замечаете? По тем реалиям, в каких сейчас существуют творцы?

- Скажу так: сравнивать Советский союз и Россию лоб в лоб неправильно. Это все-таки иное. Поверьте, я знаю, как запрещали фильмы моего папы, знаю проблемы моих дедов, это ой-ой-ой как было жестко. Сейчас, конечно, не так жестко. Но меня пугает, что появилось огромное количество околокультурных и претендующих на связи с культурой деятелей, которые хотят командовать творческими людьми. Мне кажется это ошибкой. Потому что если мы посмотрим на историю нашей страны на протяжении веков, то увидим, что очень часто то, чем мы гордимся и потом ставим памятники и включаем во все хрестоматии, те люди часто трагически заканчивали по разным причинам. Или у них достаточно сложные отношения с государством. Поэтому, мне кажется, опасность повторения советского пути или пути Российской империи существует. Наверное, этого нельзя допускать. Потому что вот выдавили из страны тех же Бродского или Довлатова, много было людей. Даже Тарковский уехал, о чем вы говорите. А они вообще не были диссидентами, они хотели заниматься творчеством. А их выдавили, оскорбили, избивали, сажали, и что? Прошло 20-25 лет и начали им памятники ставить и говорить, что это гордость России. И зачем все это было?

К сожалению, количество общественников у нас, маленьких начальников, стукачей и людей, которые выслуживаются на уничтожении всего талантливого, очень велико. А вот выдающихся художников становится все меньше и меньше.

- Есть ли, на ваш взгляд, давление на творцов в настоящее время?

- Скажу так: на данный момент фильм "Довлатов" никто не цензурировал, ничего от него не требовал, это я по себе могу сказать. Есть ли давление, есть ли опасность активистов, которые запугивают людей, есть ли опасность, - да она есть. Мне кажется государство недооценивает всю эту историю. Потому что существуют люди, которые с этим играются. Это началось еще в Питере на истории с "Лолитой", когда какие-то самозваные казаки, которые потом исчезли, запрещали спектакль (в 2012 году ряд активистов якобы от имени казаков выступили в Петербурге против спектакля "Лолита" Леонида Мозгового и написали письмо руководству музея "Эрарта". Л.Мозговой решил не представлять спектакль. - ИФ). Но в Москве всем было все равно – они считали, что это Питер, далеко. А потом до них дошли, и все заверещали. Надо было раньше думать.

> Безусловно, есть грань свободы творчества. Я считаю, что она не должна преступать уголовный кодекс. У нас есть определенные вещи, которые подсудны, уголовный кодекс надо чтить. Но все, что не нарушает законы, это, как мне кажется, должно быть допустимо. Потому что я не понимаю, что такое критерий "оскорбиться". Меня, может, например, оскорбляет часть телепрограмм, или сериалов, или исторических фильмов, которые я считаю выдуманными и неправдивыми. Что я должен мочой в людей плескать теперь? Оскорбить может все.

У нас ведь русский авангард кого-то оскорблял, как и поэзия Бродского. У нас фильмы моего отца кого-то оскорбляли. Самая емкая история про оскорбления – фильм "Мой друг Иван Лапшин", когда отцу после премьеры начали приходить пачки писем о том, что он специально сгустил краски и ничего такого в 1934-35 годах не было, что он специально построил бедные улицы в Астрахани, а все жили богато и прекрасно. А недавно, в 2008 году, я приехал в Астрахань. Вся та же улица, где они снимали, где эти трамваи были, она стояла до сих пор. Только где-то вдалеке был огромный синий супермаркет. Поэтому все это было.

- Говоря о запретах – как относитесь к фактическому запрету у нас на фильм "Смерть Сталина"?

- Никак. Мне глубоко наплевать на этот фильм. При этом помню, что при Сталине расстреляли моих родственников.

- Я имею в виду прецедент, при котором прокатное удостоверение было отозвано буквально по одному письму.

- Я не видел фильм. Знаю то, что мы живем в цифровой реальности, сейчас не очень запретишь – фильм все равно все посмотрят. Это как в Китай приезжаешь, казалось бы, великий китайский файервол, но все кому надо смотрят, обходят блокировки. Поэтому не хочу комментировать "Смерть Сталина", но мне кажется, что этим (отзывом прокатного удостоверения - ИФ) ничего не добьешься. Думаю, если кому-то что-то не нравится, то мы просто снова откроем ящик Пандоры. Если один раз отозвать прокатное удостоверение, то потом надо другой раз запретить, третий, четвертый. У нас все бесконечно оскорбляются, все всем недовольны. Это не тот путь. Потому что так мы дойдем до Штатов, где все люди оскорбляются, что Вашингтон был рабовладельцем, а Колумб что-то не то сделал. Это маразм. Надо меньше оскорбляться. Если оскорбляет – это не повод запрещать.

- Вы недавно подписали письмо Дмитрию Медведеву в поддержку позиции Минкультуры и министра культуры Владимира Мединского по защите интересов отечественного кинематографа. Там, в частности, есть подпункт о "раздвижке релизов" под российские премьеры.

- Я поддерживаю позицию министра Мединского. Рынок свой надо как-то защищать. Другое дело, что нужен внятный механизм, в контакте с общественностью. Пусть создадут рабочую группу с прокатчиками и сделают понятный механизм. Да, я подписал и ни о чем не жалею.