Тяжело в (м)учении
Кирилл Серебренников представил на Каннском фестивале фильм "Ученик" по своему спектаклю "(М)ученик"
Москва. 13 мая. INTERFAX.RU - На Каннском фестивале прошла мировая премьера нового фильма Кирилла Серебренникова "Ученик". Картина участвует в параллельном конкурсе "Особый взгляд", где существует свой конкурс, свое жюри. Фильм снят по спектаклю Гоголь-центра "(М)ученик", поставленному Серебренниковым по пьесе немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга. Для фильма режиссер упростил название, а на роли привлек актеров Гоголь-центра, сыгравших в спектакле.
Старшеклассник Веня (Петр Скворцов), по словам его матери, был "обычный трудный подросток", а потом вдруг обзавелся неожиданным оружием – словом Божьим, которое носит в кармане и стреляет им без предупреждения. Старается – на поражение. Оружие называет "Библия", и Веня знает ее наизусть. Отныне Веня не ведает сомнений – в Библии есть ответ на все вопросы. Он знает, что девочкам появляться в бикини нельзя, что гомосексуализм – это преступление, что человек не имеет отношения к обезьяне, а сатана должен быть уничтожен. В его мире сатана – учительница биологии Елена Львовна, худо-бедно пытающаяся не скрывать от учеников, что на свете существуют презервативы, однополые отношения и даже венерические заболевания. На уроке сексуального воспитания она наряжает морковку в презерватив, уча детей не бояться встреч с прекрасным. Ударившись головой о православие, Веня не жалеет фантазии, чтобы извести училку. Орудием мести он выбирает хромоногого одноклассника, влюбленного в Веню как в Учителя и как в мужчину.
Взяв больную для современного российского общества тему, Серебренников не жалеет сил для ее раскрутки. В первую очередь ему интересна реакция общества на религиозный экстремизм. Общество в "Ученике" - это замурованное в бетоне собственных советских стереотипов руководство школы и примкнувшая к ним с тем же диагнозом Венина мама. Все вместе они составляют удобный для режиссерского маневрирования человеческий материал, с которым Серебренников обходится крайне просто: он выдает каждому персонажу табличку с названием-функцией, и дальше каждый из них действует в соответствии со своим заданием. Учительница Елена Львовна (Виктория Исакова) - молодая, в тертых джинсах и на мотоцикле, то есть единственный тут продвинутый персонаж. Директор школы Людмила Ивановна (Светлана Брагарник) – директриса из махровых 70-х, непременный член товарищеского суда в советские времена. Физрук Олег (Антон Васильев) – тупой служака от маленького спорта с бутылкой пива в кармане. Мать (Юлия Ауг) – мать-одиночка, "я-на-тебя-жизнь-положила". Хромоножка Гриша (Александр Горчилин) – одинокая нежная жертва. Священник отец Всеволод (Николай Рощин) – фарисей, циник и обманщик.
Вся эта камарилья аврально работает на одну-единственную мысль: нетерпимость рождает нетерпимость. Веня, поначалу не вызывающий у общества ничего, кроме отторжения, постепенно становится частичкой этого болота, главным вдохновителем травли биологички.
Серебренников словно выкрикивает болезненную тему, скандирует ее с экрана с помощью своих подручных персонажей. Режиссер будто уверен, что громкая тема заранее освобождает от старательного копания в характерах, поисков причин и мотиваций, работы по смешению красок. Две краски под рукой Серебренникова – черная и белая, и каждый персонаж выполнен своей краской настолько беспримесно, что "всамделишный" конфликт между ними изначально невозможен.
Никто из героев не несет в себе глубинного заряда, никто не прорастает в свой персонаж, здесь никто никому не интересен. Понятно, что предыстория Вени, его путь к фанатизму не обязан присутствовать в сюжете, но даже не задаться вопросом – а откуда, собственно, у среднестатистического мальчика эта тяжелая болезнь, эта мания христианского величия, миссионерство вкупе с комплексом Наполеона? Мы этого не только не узнаем из фильма – нам всячески дают понять, что это вообще не наше дело. Вся предыдущая жизнь мальчика – terra incognita. Кажется, что ее не было или, на худой конец, ее от нас тщательно скрывают.
Когда кажется, что автор что-то скрывает, это может означать две вещи: либо хитрый художественный прием, либо отсутствие мотивации. В случае "Ученика" говорить о хитрых художественных приемах вряд ли уместно – плоский плакатный формат фильма не предусматривает извилистых путей к катарсису. Думается, причина здесь все-таки в первоисточнике.
Пьеса фон Маейнбурга не претендует на социальное обобщение. Его "Мученик" - довольно заурядная пьеса о природе морального экстремизма, история мальчика, который лучше всех знает, что такое хорошо и что такое плохо. В Германии такие мальчики доставляют немало проблем родителям и школе, но редко попадают в первые строчки новостных блоков. В России такие мальчики безнаказанно громят выставки и подбрасывают на ступени театров свиные головы. Став постарше и поважнее, так же безнаказанно отбирают у школ и детских садов здания под культовые помещения и залезают всем миром под одеяла к налогоплательщикам.
Поэтому автоматически переносить немецкую пьесу с тамошней стерильной почвы на нашу, слишком унавоженную непримиримыми противоречиями, когда страну раздирает моральная и вербальная гражданская война, - порой не эффективно. Драматические проблемы наших просторов слишком масштабны – все слова, мизансцены, характеры, потеряв родную, чистую, европейскую почву под ногами и пытаясь культивировать чужую, российскую, обнаруживают обидную беспомощность. Характеры превращаются в схемы, действительность – в безвоздушное пространство, реальные проблемы – в свое отражение в кривом зеркале, эмоции – в театральщину. (М)ученик просто в ученика. Россия оказалась немецкому драматургу не по зубам, а режиссер, видимо, слишком понадеялся на болезненность самой проблемы – дескать, и так вывезет, и так громко выстрелит.
Скорее всего, напрасно тревожатся те, кто думает, что у этого фильма будут проблемы с прокатом, - дескать, слишком острую тему он поднимает, слишком смело замахивается на сегодняшнюю нашу верховную идеологию – православие в шаговой доступности. Проблем у Серебренникова, по всей вероятности, не будет, и ему легко простят карикатурный образ священника, нагло подминающего под себя некрепкие умы руководства провинциальной школы. Если уж Звягинцева простили с его антицерковным запалом, то Серебренникова простят неминуемо – он слишком плакатен и карикатурен, чтобы его бояться.
Екатерина Барабаш
