"Франкофония" и сон разума

Александр Сокуров представил в Венеции фильм, на который Россия не дала ни копейки

Москва. 4 сентября. INTERFAX.RU - Сегодня снимать сумасшедшее гуманитарное кино в России настолько не в тренде, что даже пытаться просить на него деньги бессмысленно. Отношение властей к культуре и кино в частности – что к девушке по вызову: мы тебе деньги – ты исполняешь все наши капризы. Ну а капризов у тех, кто распределяет "культурные" деньги, два на выбор: патриотизм (куда автоматом входит повышенный уровень православия) вроде "Сталинграда" или надвигающихся "28 панфиловцев", или веселящий продукт вроде "Того самого Карлосона". Не хочется лишний раз напоминать, что Александр Сокуров ни к тому, ни к другому отношения не имеет. Поэтому его новый фильм "Франкофония" в конкурсе 72-го Венецианского кинофестиваля значится как французско-германо-голландский. В соответствии с вложенными средствами.

А голос за кадром говорит по-русски. Это голос Сокурова, который на протяжении полутора часов пытается сложными, подчас малодоступными зрителю способами объяснить простую вещь: что искусство выше политики и даже выше любой мировой войны.

Снятый в неописуемой документально-игровой манере фильм "Франкофония" поначалу кажется розыгрышем маститого режиссера, с возрастом почувствовавшего вкус к юмору (справедливости ради – раньше Александр Николаевич чувством юмора не особо грешил). Вот появляется выморочная Марианна, символ Французской республики. Она бродит по Лувру, бормоча безостановочно: "Свобода. Равенство. Братство". Вот откуда ни возьмись материализуется Наполеон – надменный и страдающий. "Это я", - тычет он пальцем в картину, где запечатлена его коронация. Он бродит по залам за полубезумной Марианной, домогаясь хоть ее внимания, раз уж живой мир его забыл. "Он еще здесь? Прогоните же его наконец", - советует Марианне сокуровский голос.

Закадровый голос в этом фильме – хозяин. Именно он произносит проповеди-вердикты, он ставит точки над "i" в проблемах мировой истории, он ведет зрителя по этой истории, как по собственному замку. Мировая история в фильме – его, сокуровская, и только его. Он играет с ней, расставляя исторические фигуры в том порядке, в каком они кажутся ему удобными. Этот голос пытается разбудить Толстого и Чехова. "Как же не вовремя вы умерли, ну проснитесь же!", - причитает он над их фотографиями в гробу. Этот голос объясняет, что вообще-то ничего страшного в оккупации Германией Франции не было. "В Европе везде Европа", - резюмирует голос, иллюстрируя довольно сомнительную мысль о том, что Европа давно едина, а значит, оккупация – лишь перемещение людей туда-сюда по велению правителей. Рассказывая немецкому полковнику Меттерниху, назначенному опекать Лувр, его будущую судьбу и заметив, как изумленно вскинулись брови офицера вермахта при упоминании о скором поражении Германии, Сокуров ерничает: "Вы удивлены, что Германия проиграла войну? А когда она выигрывала?" И зал катится от смеха. Даже немцы.

В какой-то момент закадровый голос достигает кульминации близости к зрителю. "Я вам еще не надоел? Ну потерпите немного", - смущенно обещает голос. И зал опять смеется – каждый зритель в зале благодаря этой интимности чувствует себя немножко участником этого далекого и таинственного процесса – сохранения богатств Лувра, о которых так витиевато и увлеченно пытается рассказать Сокуров. А ведь история была и правда героическая. Накануне Второй мировой войны директор Национальных музеев страны Жак Жожар (ставший вместе с полковником Меттернихом, Марианной, Наполеоном и самим Сокуровым главным действующим лицом "Франкофонии"), поняв, что войны не избежать, вывез шедевры Лувра из Парижа, спрятав их в разных замках, аббатствах и маленьких провинциальных музеях Франции. Всего из Лувра было вывезено 5 446 контейнеров с произведениями искусства, запрятанных впоследствии в 83 тайных местах.

Надо сказать, что немцам после оккупации Франции не составило труда выяснить местонахождение шедевров. Но шедеврам повезло – во-первых, тот самый Меттерних, с которым беседует в фильме Сокуров и который был ответствен за сохранение культурных ценностей вермахта, все-таки был человек культурный и понимал, что грабить музеи – не дело такой высокообразованной нации, как были немцы. Поэтому он всеми силами противился вывозу произведений из тайников, умудрившись сохранить большую их часть. Во-вторых, Гитлер намеревался создать самый большой музей изобразительных искусств в городе его детства Линце, свезя туда сокровища всех крупных музеев Европы, а потом – и мира. Но пока музея не было, и Гитлер готов был подождать. Ну а потом ему вообще стало не до этого.

Извилистыми дорожками пробирается автор к простой мысли: искусство – оно над всем. Над государствами, над историей, не говоря уж о такой малости, как сиюминутная политика. Правда, в какой-то момент автор настолько увлекается собственным "открытием", настолько вгрызается в тему превосходства искусства над презренной прозой жизни, что не замечает, как тема начинает заслонять здравый смысл. Вот, например, он увлеченно рассказывает о том, как во врем Второй мировой войны удалось спасти шедевры Эрмитажа. Превосходные степени через слово, восхищение отвагой ленинградских служителей искусства – и это на фоне страшной ленинградской хроники тех лет, когда прохожие спотыкались о трупы на улицах и не замечали этого, потому что уже привыкли. Ни слова о тех трупах. Ни слова о людях. Ни слова о почти миллионе погибших, умерших от голода и болезней во время блокады. Только – восторг: "Эрмитаж спасли!"

Радость от себя самого, постигшего величие искусства, как всякая излишняя радость, грозит некоторой душевной слепотой. Как и получилось в случае "Франкофонии". Это примерно как "За мир порву любого".

Иностранная публика, встретившая "Франкофонию" необычайно тепло, все-таки осталась слегка раздраженной менторскими порывами Александра Николаевича и той интонацией проповеди, с какой сделан фильм. Мы в России-то к нему привыкли, а зарубежные наблюдатели не всегда понимают, когда с ними говорят таким тоном. "Я пытался своим фильмом вложить вам что-то в души. К вашему разуму обращаться бессмысленно – он давно спит", - провещал Сокуров на пресс-конференции после показа фильма журналистам. Зарубежные журналисты да критики довольно кисло усмехнулись.

Впрочем, справедливости ради признаемся: это мелочь. Не мелочь – то, что даже на российских просторах остались режиссеры, пытающиеся осмыслить мировой гуманитарный опыт, отдающие себе отчет в приближении "сна разума" и средствами искусства воюющие за то, чтобы как можно дальше отодвинуть эту катастрофу. И совсем уже не мелочь – то, что один из лучших российских режиссеров, признанный классик мирового кино, обладатель "Золотого льва" и сотен международных престижных наград представляет на крупнейшем фестивале три европейских страны, среди которых Россия не значится. Это – не мелочь. Это принцип. Принцип "культурной" политики государства, не признающей тех, кто не хочет разменивать талант на сиюминутный сомнительный псевдопатриотизм, кто не хочет потакать вкусам так называемого "простого зрителя" и соглашаться рассматривать кино как аттракцион, вбивающий в зрителя нужную идеологи и выбивающий из него деньги. И это – проблема уже не Сокурова.

Екатерина Барабаш