Чем похожи два российских фильма конкурса ММКФ
"Да и да" Германики и "Белый ягель" Тумаева – образцы наивного искусства
Москва. 27 июня. INTERFAX.RU - Наконец на Московском международном кинофестивале заспорили о конкурсном фильме. Вечная беда ММКФ – конкурсная программа – в этом году дала какой-то особенный, матерый сбой. Невнятица конкурсных фильмов похоронила под собою все ростки интереса к основному соревнованию. И горячая полемика вокруг "Да и да", новой картины Германики (именно так теперь – без "Валерии" и без "Гай"), в некоторой степени оправдала слишком ровное до этого течение конкурса.
Германика взялась за тему, которую российское кино пытается отработать много лет, но все кончается то фальшью, то уходом в другие реальности. Она показывает любовь "на грани нервного срыва". В фильме есть сцена – невероятно эмоциональная, которая во многом и объясняет суть той любви, что настигла героиню Сашу (Агния Кузнецова), школьную учительницу. Оставшись одна в квартире возлюбленного, оказавшегося в больнице, героиня махом выпивает немыслимое количество водки и вдруг принимается широкими мазками класть краску на холст. Ее любимый Антонин, как он себя называет, а вообще-то – Коля Сергеев (Александр Горчилин), – художник, в меру талантливый, в меру неудачливый, но подверженный всем вредным привычкам и пока не научившийся пить водку разве что во сне. Краска ложится на холст крупными смелыми мазками – и у тебя на глазах, в режиме live, девушка словно обретает второе "я", словно выбрасывает из себя на холст Антонина.
Правда, на этом все смыслы картины кончаются. Германика на протяжении фильма декларирует одну-единственную мысль о том, что человек, полюбив, невольно меняет собственное "я", и эта мысль пульсирует от начала и до конца картины, достигая своего пика и замирая навсегда в последней сцене, где изменившаяся после своих путешествий в любовь Саша вновь оказывается дома, за письменным столом, перед школьными тетрадками.
Германика – она вообще не про смыслы, поэтому споры о ее фильмах кажутся несерьезными– что вокруг фильма "Все умрут, а я останусь", что вокруг "Школы". Германика – режиссер, выстроивший свое творчество на умелой констатации эмоций, на талантливой игре в "настоящее", во "взаправдашнее". Она буквально боготворит своих актеров – и это видно в каждой ее работе, в каждом эпизоде любого ее фильма, - делая из каждого персонажа в определенной мере собственное alter ego. Агния Кузнецова, которую Германика снимает теперь в каждом своем фильме, начиная с картины "Все умрут, а я останусь" - это вообще alter ego стопроцентное, лелеемое и щедро наделенное собственными, германиковскими, неотрефлексированными сомнениями. Они даже внешне заметно похожи.
Сценарист Александр Родионов, режиссер Германика, оператор Сева Каптур и вся актерская команда самозабвенно исследуют феномен любви. И если подходить к фильму с этой меркой, не принуждая себя искать (а то и пуще того – находить) смысловые глубины, излишние драматургические рефлексии, если не пытаться искать нить Ариадны, надеясь по ней выбраться из лабиринта страстей, то новый фильм Германики наверняка покажется необычайно милым. Все фильмы Германики – зарисовки на тему. "Все умрут, а я останусь" были зарисовками на тему взросления, сериал "Школа" - зарисовки на тему непростой жизни подростков, "Да и да" - в общем, тоже на тему взросления и обретения "я" через любовь. Просто Германике нравится быть enfant terrible, непослушной эпатажной девочкой, щекочущей нервы приличным взрослым.
В "Да и да" режиссер опять становится в позу и говорит окружающим: "Сейчас покажу вам то, чего вы не видели. Только осторожно – может тошнить". И добивается своего. Да и разговаривают персонажи художественной тусовки только пьяным матом, что в какой-то момент становится утомительно даже для самого толерантного к ненормативной лексике зрителя.
Каждый свой фильм тридцатилетняя Германика снимает как подростковый вызов, как нахальный дебют, от которого все должны всплеснуть руками – кто-то возмущенно, кто-то – восторженно. Известно, что каждый режиссер всю жизнь снимает один фильм. Германика сузила рамки даже этой метафоры – она всю жизнь снимает один дебют. Впрочем, делает она это со вкусом, размашисто, веря, что сейчас будет красиво – как ее героиня, опустившая палец в краску и создавшая сразу несколько полотен.
Своей наивностью новый фильм Германики неожиданно срифмовался с другим конкурсным российским фильмом – "Белый ягель" Владимира Тумаева. История из жизни одного из ненецких поселений, кочующих по тундре и спивающихся быстрее, чем бегают их олени, рассказана тем чистым, без любого постороннего акцента и лишних примесей языком, каким разговаривал с миром через свои картины Пиросмани.
Любовный треугольник – молодой оленевод Алеша и две ненецкие красавицы, одна из которых молодая жена, другая – уехавшая в город бывшая возлюбленная Алеши, выстроен на фоне белоснежных и бесконечных пейзажей тундры. Тундра здесь как суровая мамаша – то приласкает, то обидится и выкинет замерзать на ее просторах, то пальцем пригрозит.
Алеша, мечущийся между нелюбимой, но доступной женой и любимой, но бросившей возлюбленной, в конечном итоге выбирает водку. Пожалуй, это самая трогательная и неприкрытая правда о несчастной любви, которую только и можно придумать и которая в жизни побеждает все другие возможные исходы душевных страданий. Правда, под конец Алеша все-таки обретает некие силы и даже готов полюбить нелюбимую жену, но закрадываются сомнения в том, что он в этот момент трезв.
И в этом смысле большой разницы между "Да и да" и "Белым ягелем" нет – оба чистые образцы наивного искусства. Просто первый – для эстетствующих и искушенных, снятый эстетствующими и искушенными.
Екатерина Барабаш
