Сайлентград

Главная премьера недели — блокбастер Федора Бондарчука о главной битве Второй мировой. Лента "Сталинград" ставит крест на традициях советского военного кино

Москва. 9 октября. INTERFAX.RU - Третью картину в фильмографии Федора Бондарчука открывает не совсем уместный пролог: российские эмчеэсовцы, вместе с новенькими "лендроверами" оперативно переправившиеся в Японию, спасают немецких туристов, заваленных во время разрушительного землетрясения 2011 года.

Командир спасателей рассказывает одной из пострадавших, что он родом из Волгограда, где у него было пять отцов и все они погибли. Как это произошло, создатели картины предлагают узнать из оставшихся двух часов фильма, однако большинству зрителей эта задача будет не по зубам. С первых минут ясно, на что ушел внушительный по отечественным меркам 30-миллионный бюджет: в фильме Бондарчука все зрелищно взрывается, гремит, горит, с неба на землю весь фильм падает серый пепел, заставляющий вспомнить эпизоды "Сайлент-Хилла".

Советские войска переправляются на левый берег Волги, чтобы закрепиться в занятых нацистами городских кварталах. Главный антагонист картины — офицер Вермахта Петер Кан (Томас Кречманн) — обнаруживает маневр и взрывает расположенные на самом берегу реки емкости с топливом. Часть красноармейцев заживо сгорают в огненных волнах, часть гибнут под пулями нацистов, выжить удается только разведгруппе капитана Громова (Петр Федоров) — она захватывает стратегически важный дом, выбив оттуда немцев под командованием Кана.

Первые эпизоды обнажают серьезный недостаток ленты — отсутствие хоть какой-нибудь экспозиции. Аудитория должна сама выяснить, почему для гитлеровцев и русских так важен превращенный в руины Сталинград и почему именно здесь состоялось ключевое сражение не только Великой Отечественной, но и Второй мировой. Сталинград в фильме Бондарчука предстает нагромождением мрачных декораций, по которым квадратно-гнездовым способом рассеяны мирные жители. Среди них Катя (Мария Смольникова) — мать спасателя из пролога. Обитатели сталинградских развалин в картине используются в качестве реквизита — гитлеровцы их заживо сжигают для устрашения, красноармейцы расстреливают за предательство. Само предательство в картине носит буднично-карикатурный характер: запоминается, например, мальчик, раз пять выпрыгивающий перед немцами с дежурным "Хайль Гитлер!".

Психология главных героев аскетична: чем занимались до войны обитатели "дома Громова" (такое название в картине носит знаменитый Дом Павлова), зритель узнает из коротких — буквально по абзацу текста — биографий, монотонно зачитываемых за кадром. В кадре арсенал актерских приемов ограничивается ухмылками, оскаливанием зубов и истошными воплями во время рукопашных, запечатленных с щедрым использованием замедленной съемки. Немцам в этом смысле повезло больше: персонаж Томаса Кречманна — разочарованный войной нацист, влюбленный в русскую красавицу Машу (Янина Студилина), посреди войны непонятным образом сохранившую блондинистые кудри студентки МГИМО, — прописан куда лучше советских воинов. Человеческое сочувствие вызывает и его командир, кооптирующий русских прачек для борьбы с вездесущими вшами.

Зачем отчаянно удерживают дом Громова красноармейцы — из картины неясно, ее создатели не тратят время на мотивировки "хороших" героев, по всей видимости, считая их понятными по умолчанию. В результате без внимания остаются моменты, которые сыграли бы важную роль в любом советском кино о войне. Так, в середине картины один из подчиненных Громова мимоходом расстреливает матроса Волжской военной флотилии — просто потому, что тот не захотел остаться в окруженном доме и отправился искать свою часть. Эпизод, наглядно демонстрирующий военную деформацию личности, создателям ленты кажется малозначительным. Куда больше их занимают перестрелки и рукопашные, снятые в лучших традициях "300 спартанцев" и "Запрещенного приема".

Насилие в фильме снято с большой любовью и знанием дела: герои расстреливают, режут и рубят друг друга с ловкостью, энтузиазмом и остервенением, которых не ждешь от солдат, измученных многомесячным перемещением линии фронта. В этом, пожалуй, главная претензия к "Сталинграду" — его мог бы снять Зак Снайдер, любящий рапид и брызги крови, но снял Федор Бондарчук — сын создателя "Они сражались за Родину".

Советский канон фильмов о войне авторы "Сталинграда" проигнорировали полностью. Для их предшественников Великая Отечественная была катастрофой — индивидуальной для Алексея Германа, народной для Бондарчука-старшего. Российские кинематографисты воспринимают войну как исторический повод снять масштабное трехмерное кино с использованием последних достижений киноиндустрии. С выходом "Сталинграда" приходится констатировать окончательную смерть советской традиции военного кино. Почему и как она наступила — предмет для отдельной киноведческой дискуссии, но сам факт не отметить нельзя.

Обозреватель Николай Зиборов