Аркадий Ротенберг: мы живем в условиях жесткой конкуренции, но она нас не пугает

Предприниматель рассказал "Интерфаксу" о влиянии санкций на бизнес, о своей дружбе с Путиным и о продаже части активов старшему сыну

Москва. 30 октября. INTERFAX.RU - Имя Аркадия Ротенберга в последние месяцы появляется в новостях гораздо чаще обычного. Он попал под первую волну антироссийских санкций ЕС (и уже обжаловал это решение в суде), а недавно стало известно о продаже части активов предпринимателя его старшему сыну. О том, связаны ли эти процессы, о влиянии санкций на бизнес, о своей дружбе с Владимиром Путиным и многом другом Аркадий Ротенберг рассказал в интервью "Интерфаксу".

- Аркадий Романович, вы уже больше полугода находитесь под санкциями. Как они повлияли на вашу жизнь, на ваш бизнес?

- В бизнесе мы всегда были ориентированы на внутренний рынок, в первую очередь я говорю про "Стройгазмонтаж" (СГМ). Да, есть какие-то незначительные моменты. Например, одним из поставщиков специальной техники и оборудования для СГМ была американская компания Caterpillar, а теперь закупать у нее нельзя. Что ж, нас вынудили – нашли замену.

На мою жизнь санкции какого-то кардинального влияния в принципе не оказывают. Хотя морально это тяжело – я не политик, мои права нарушены, почему из-за какого-то бреда я не могу что-то делать, куда-то поехать?

При этом я вообще легко адаптируюсь. Съездил недавно в Краснодарский край, потом в Сибири на охоте побывал. Красотища, здорово. Я сам не охотник, но наблюдать мне понравилось. Я попробовал даже трубить в рожок, которым подманивают оленя. На настоящих охотников он не реагировал, а я, видимо, изобразил такого несерьезного соперника, что он сразу откликнулся и решил прийти ко мне на битву (смеется).

- Вы в своем среднесрочном планировании на что настраиваетесь: что санкции пришли надолго и надо с ними как-то жить, или что ситуация вскоре может улучшиться?

- Здесь у меня нет радужных ожиданий. Но как я уже говорил, мы и так в основном работаем на внутреннем рынке. Да, определенные сложности появились, но мы к ним готовы и понимаем, как будем развивать компании в сложившихся условиях. Несмотря на это, я оспариваю через Верховный суд Европейского сообщества неправомерные ограничения, введенные против меня.

- Что толкнуло к обращению в суд?

- Мы хотим узнать, на основании чего ЕС пришел к тем выводам, которые изложены в определении о введении санкций. Проанализировав ситуацию, мы видим, что ЕС в большей степени ссылается на источники в интернете. Плюс вписали туда какую-то компанию, к которой я вообще никакого отношения не имею.

- Гипротрансмост?

- Да. Якобы благодаря пакету акций этой компании я получил выгоду от присоединения Крыма. А я понятия не имею, что это за компания. Пришлось долго выяснять. Мне так же когда-то в СМИ "Волгомост" приписывали. Получается, что хочу - напишу, а потом хоть не рассветай. Я думаю, что судебный процесс будет длинным, но надежда у меня есть.

- Вы на моральную победу больше рассчитываете?

- Больше на моральную, конечно. Но если она подтвердится материально, я не откажусь. Знаете, одно дело сказать: ну да, прости, мы тебя погнобили зря пару-тройку лет, а другое дело - за это заплатить. Если по решению суда будут присуждены деньги - потрачу их на какой-нибудь хороший проект в России.

- Реакция крупных российских бизнесменов и руководителей госкомпаний на санкции различается в деталях, но в общем очень похожа: это незаконно, это вредит бизнесу, но мы справимся и станем только сильнее. А за счет чего мы справимся? За счет чего станем эффективнее? Опыт кризиса 2008-2009 гг показал, что решать проблемы за счет вмешательства государства и его поддержки мы умеем, а вот кардинально повышать эффективность – пока нет. А как вы нынешнюю ситуацию оцениваете, имеет ли смысл искать какие-то плюсы в санкциях?

- На фоне санкций экономический спад возможен. Это естественно. Говорить, что это хорошо и прекрасно – глупо. С другой стороны, сегодня не только у крупного, но и среднего и малого бизнеса появляются определенные возможности для развития. Например, в сельском хозяйстве: сейчас пошло движение, кто-то в животноводство инвестирует, кто-то смотрит овощи-фрукты. Мы еще два года назад об этом задумались, когда и в помине не было никаких санкций, и в особой экономической зоне в Калужской области приобрели небольшой участок земли. Строим там большие современные теплицы. Сегодня у нас уже 20 гектар теплиц.

В других отраслях экономики сейчас очень активно идет внедрение новых технологий, в том числе и на наших активах. И санкции сыграли в этом определенную роль. У нас ведь как – пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Вот сейчас начали заниматься собственной финансовой системой, потому что нам показали, что могут извне организовать перебои на ровном месте. Сегодня карточки СМП банка внутри России работают, мы сразу после введения санкций организовали межхостинговые соединения.

Если уповать только на государство - дай, дай, дай - ничего не получится. И я считаю, что государство и так достаточно внимания уделяет тому, чтобы внутренний бизнес развивался.

- Что государство и чиновники должны сделать для того, чтобы помочь бизнесу? Что как бизнесмен вы ждете от государства?

- На самом деле, за последние годы властью сделано очень многое для развития отечественного бизнеса. Да и не только бизнеса, всей страны в целом. Вспомните Россию 90-х и сравните ее с сегодняшним днем. Конечно, есть проблемы. Нам "посчастливилось" жить в переходное время. Это трудно, но положительные результаты очевидны. Конечно, нужно еще массу вещей сделать. В том числе и чиновникам, которые экономике должны прежде всего помогать, а не мешать. Такое, к сожалению, еще есть. Судебную и правоохранительную системы, на мой взгляд, необходимо совершенствовать.

Нужно и дальше работать над тем, чтобы бизнесу было выгодно здесь работать. Чтобы не было бюрократических проволочек, не было коррупции, прежде всего. Законы пишутся, но не всегда исполняются. Правильно говорят, что если над законом работают пять-семь человек, то над тем, как их обойти, работают миллионы.

- Вы хорошо знакомы с системой госзакупок и закупок госкомпаний. Она эффективна, на ваш взгляд? Что-то с ней нужно делать?

- Исключить демпинг. Нужна предквалификация, экспертная оценка. У нас же очень много научных институтов, которые можно привлечь. Нужно все правила игры зафиксировать в законе. Сегодня нет даже обоснованной начальной цены. Поэтому и получается, что один предлагает построить за 9 миллиардов, другой за 20. Как так может быть? Я могу понять разброс на уровне 15 миллиардов или 17, и то, 2 миллиарда - это тоже много. А когда стоимость отличается в разы, значит здесь что-то не так.

Проектов у нас много, но если так дальше пойдет, то строить на самом деле будет некому. И придется не тендеры проводить, а искать того, кто может банально добросовестно выполнить работу.

Надо изучать историю компаний, которые заявляются на тендер. Если они заявились, но никогда ничего не строили и в этой области вообще не работали, как можно быть уверенным, что крупный проект будет реализован? Сейчас очень часто демпингуют, дают низкую цену и выигрывают конкурс, а дальше что? Слава Богу, хотя бы перестали пользоваться гарантийными банковскими письмами. А то приносили гарантийное письмо, получали предоплату, и все – до свиданья, больше никого уже не увидишь.

- А у вас не возникало желания по какому-то проигранному тендеру пойти в суд?

- Возникало. Мы и ходили, и кое-что выигрывали, а кое-что проигрывали. У нас на самом деле очень много проиграно тендеров. То, что мы все выигрываем – это миф. Вот цифры текущего года по "Стройгазмонтажу". Из 164 тендеров победу одержали в 36, то есть в одном случае из почти пяти! Очень жесткая конкуренция, но она нас не пугает.

- Недавно было объявлено о том, что вашу долю в "Мостотресте" выкупил ваш старший сын Игорь. Продажа части бизнеса сыну – что это: программа смены поколений, попытка уйти от санкций?

- Это давняя программа. Я, конечно, спортом занимаюсь, чувствую себя хорошо, но все равно – цифры в паспорте от этого не меняются (смеется). Рано или поздно все останется детям, и я всегда думал, как сделать так, чтобы все это не развалилось. Каким образом? На мой взгляд, для этого они должны заниматься тем, что им интересно.

Вот я сейчас смотрю на своего сына, которому 15 лет. Павел живет и учится в Питере, играет в хоккей. И я уже думаю, а куда он пойдет, какие есть возможности? Начинаю с людьми советоваться, потому что сейчас уже нужно начинать более углубленное изучение какого-то предмета. У него была травма колена, и он колено свое изучил досконально. И до сих пор он ребятам, которые с ним вместе тренируются, по травмам диагнозы ставит. Может быть, действительно станет врачом.

Если просто оставить детям деньги - принесут ли они счастье? Мне маленький сын - Аркадий - говорит: папа, когда я вырасту, подаришь мне свою спортивную машину? Я говорю: нет, не подарю. Ты купишь себе машину сам. Ты заработаешь. Говорю ему – хочешь механиком быть, инженером? Да, говорит, мне это интересно!

Что касается Игоря, то я специально постепенно отходил от управления в ряде компаний, и управление переходило к Игорю. Сегодня он в бизнесе разбирается уже гораздо лучше, чем я.

- Вы говорите сейчас о "Мостотресте", или еще есть какие-то компании?

- Это не только "Мостотрест". Я оставил себе СГМ полностью (83% в компании у А.Ротенберга, оставшиеся 17% у Б.Ротенберга – ИФ). Я в этом разбираюсь, мы эту компанию делали, отстраивали технологически. Игорь купил долю в "Мостотресте". И сейчас он приобрел долю в "ТПС Недвижимости". "ТПС Авиа" я оставил за собой, потому что мне интересно заниматься проектом в "Шереметьево". Партнеры Игоря по "ТПС Недвижимости" – Пономаренко и Скоробогатько - они очень въедливые и правильные бизнесмены, это история надолго. А у Игоря есть свои собственные и успешные проекты в области недвижимости. "Газпром бурение", компанию, которая занимается строительством нефтегазовых скважин, тоже выкупил Игорь. Этот бизнес в том виде, в котором он есть сейчас - вообще его заслуга.

Честно, я вообще горжусь своими детьми. И всегда с оглядкой на детей живу. Вот сейчас пишут про меня всякие глупости. Но мои дети ничему этому не верят. Они смеются. Для меня это - главное.

Но бывает и так: сын, который хоккеем занимается, ему надо ехать играть в Ригу. Он говорит: а меня хоть в Ригу-то пустят? Я говорю: езжай, пустят тебя в Ригу. Играй только хорошо. Вот будешь плохо играть - не пустят (смеется).

- Многие скептически воспримут слова о продаже бизнеса сыну. Сделка с Игорем была настоящей?

- Абсолютно. С рыночными оценками. Договоренности о параметрах сделок между нами были достигнуты еще два года назад.

- Долговая составляющая там есть?

- Да, есть элемент займа. Но в основном там собственные средства Игоря, полученные от продажи доли в СГМ, дивидендов с чистой прибыли компаний (СГМ, "Газпром бурение", "Мостотрест"), а также доходы от инвестиций в другие проекты.

- А зачем вообще вы это проводили как сделку? Могли бы подарить.

- Я своему сыну бизнес не подарил, хотя, вы правы, по российским законам имею полное право это сделать. Убежден, что когда человек платит свои деньги, это – бизнес, осознание большой ответственности. А когда тебе что-то подарили, ты этих денег не ощущаешь. Не боишься, что потеряешь свои кровные.

- Вы, наверное, понимаете, что без этого вопроса интервью обойтись не может. Ваша дружба с президентом Путиным – как она влияет на бизнес?

- Никак наша дружба на бизнес не влияет. Говорил об этом тысячу раз. Скажу в тысячу первый. Во-первых, Владимир Владимирович никогда вообще не снимает трубку и никому не дает никаких указаний, связанных с чьим бы то ни было бизнесом. Если его что-то попросить, как бы не вышло наоборот. Во-вторых, я по-настоящему дорожу нашими отношениями. Когда мы познакомились, ему было 13, мне 14, и мы до сих пор дружим. Вы только представьте, скоро нашей дружбе 50 лет!

- Целая эпоха.

- Правильно, именно поэтому я так нашей дружбой дорожу. Нам удалось пронести и сохранить ее через всю сознательную жизнь, через все радости и невзгоды. А времена, как вы знаете, были разные. Говорю абсолютно искренне.

Если говорить о бизнесе, то подчас мне наоборот тяжелее, чем конкурентам. Я не могу пользоваться теми, скажем так, спорными методами ведения бизнеса и конкурентной борьбы, которые у нас распространены. Иначе я подведу человека, с которым по-настоящему дружу. Поэтому для меня эти отношения - прежде всего огромная ответственность.

Что касается реалий, то я уже приводил количество проигранных нами конкурсов на подряды. Откровенно говоря, мы проходим через все то же самое, что и любой другой бизнес. Сталкиваемся и с произволом - судебных, фискальных органов. Никаких преференций у нас нет, да я бы никогда и не пошел к президенту что-то просить. Это означает лишить себя удовольствия от общения. Если ты начинаешь просить, это уже другие отношения. А так я могу с ним разговаривать на любые темы, на спортивные, на семейные, потому что знаем друг друга почти полвека.

Нам есть, что вспомнить, есть, кого вспомнить. Мы много каких-то человеческих вопросов обсуждаем. Он очень интересный собеседник. И, кстати, я не видел, чтобы он в общении кого-то обидел, даже словесно. Это правильно: человек, которому много дано, должен относиться к людям терпимо.

- Совместные занятия борьбой продолжаете?

- Нет, уже не боремся, это все-таки травматичная штука. Чтобы бороться, надо долго разминаться. Мы сейчас больше в хоккей играем. На днях вот играли с молодежью. Они меня прессингуют, и его точно так же. Я говорю: вы что делаете? У нас один президент, дурака не валяйте! Щадят, конечно, но когда начинаются эмоции - голову нельзя опускать на льду.

Вообще настоящих друзей много не бывает. Хотя с кем-то общаешься больше, с кем-то меньше. Когда мы пришли в секцию, у нас был костяк из пяти человек: Владимир Путин, Александр Бородулин, Николай Кононов, Валентин Степанов и я. Мы там с первого набора так и остались. Александр Бородулин, к сожалению, погиб. Несчастный случай. А остальные четверо остались, и все мы общаемся. Сейчас вот звонил Николай Кононов, у него сын женился, и они переехали в Москву. И никак не могли ребенка устроить в детский садик. Такая проблема. Я начал узнавать – это не то что проблема, это мегапроблема! Еле-еле помогли, я сам этим вопросом занимался.

- Вы "закон Ротенберга" читали? Или, может быть, писали?

- Еще одна абсурдная ситуация – я никакого отношения к этому закону не имею. Я, кстати, убежденный сторонник соблюдения авторских прав и не хотел бы присваивать чужие достижения. Поскольку инициатором законопроекта выступал не я, называть его моим именем, мягко говоря, неуместно. Кроме того, я никогда не буду компенсировать свои личные потери за счет бюджета страны. Это – моя личная позиция как предпринимателя и гражданина.

- Какова сейчас ситуация с итальянскими активами, арест которых связали с появлением законопроекта о компенсациях за утраченную зарубежную собственность?

- В настоящее время нет решения ни одного итальянского суда о принудительном изъятии у меня какого-либо имущества в Италии. Есть так называемый административный арест. Что это такое? Я не могу оплачивать содержание двух своих домов в Италии. Потому что на сегодня я не могу осуществлять банковские переводы в Италию. Я говорю: берите деньги у меня, пожалуйста, я готов оплачивать. Итальянские чиновники нам говорят: нет, пока санкции, мы не можем. Что я могу сделать? Они сами создали эту ситуацию и не знают теперь, что делать. Квартиры в Италии у меня нет, это газеты придумали. Есть гостиница в центре Рима. Она работает, приносит прибыль. Работает по сей день.

- Сегодня вы себя ассоциируете в первую очередь с СГМ? Когда говорите "мы"?

- Наверное, да. СГМ - это мое детище.

- Тогда несколько вопросов по СГМ. Сколько стоила эта компания?

- Мы покупали у "Газпрома" компании, которые затем вошли в "Стройгазмонтаж", в кризис 2008 года, когда все валилось. Заплатили $400 млн. К слову, наши инвестиции не только в СГМ, но и в другие бизнесы с 2009 года составили более 55 млрд рублей - речь идет именно об инвестициях в развитие компаний. Сегодня в наших компаниях работает больше 85 тыс. человек.

- Не так давно там произошли изменения в структуре владения, вместо кипрской компании вы с братом владеете СГМ напрямую. Вы это делали для чего? Деофшоризация, страховка от санкций?

- Оба фактора. Во-первых, это действительно деофшоризация. Во-вторых, я посмотрел, что творится в Европе - хотят арестовывают, хотят не арестовывают. Зачем нам эти риски?

- Секторальные санкции ограничили привлечение не только финансирования, но и технологий. Как в этих условиях будет развиваться "Стройгазмонтаж"? Наверняка для компании отсутствие доступа к западным технологиям и оборудованию чувствительно.

- У нас были некоторые моменты, связанные с Caterpillar и CRC, о которых я упоминал. Мы уже успешно все заменили, есть же китайские поставщики, корейские. Когда санкции только ввели, мы проанализировали, что у нас вообще в бизнесе происходит. И поняли, что самая защищенная в этом плане организация - это "Стройгазмонтаж", она работает только на внутреннем рынке. Сейчас вот, надеюсь, будем строить "Силу Сибири".

- На какие участки "Силы Сибири" будете претендовать?

- Пока еще конкурсы не проводились. Когда будут, в ряде из них будем в них участвовать и постараемся выиграть. У нас сильная компания, мы ей гордимся. Мы купили несколько предприятий, которые лежали "на боку", и сделали компанию, которая стала одним из лидеров на рынке нефтегазового строительства. Внедрили новые технологии. Укрепили кадры. Поменяли систему контроля и отчетности. Сейчас СГМ работает как часы, мы гордимся этим.

- В этом году вы каких финансовых показателей от СГМ ожидаете? Лучше, чем в 2013-м?

- Я думаю, что они в целом сохранятся. У нас же контракты трехгодичные как минимум. А есть и десятилетние. Мы работой в достаточной степени обеспечены, главное, чтобы у "Газпрома" все было хорошо.

Вообще это бизнес, прямо скажем, непростой. Чтобы проложить трубу, надо получить столько согласований, что просто караул. Каждый участок надо с целой армией чиновников согласовывать. А тем временем сроки строительства никто не меняет. То же самое и с дорогами.

- Один из самых инвестиционноемких проектов с вашим участием – северная зона "Шереметьево" (предусмотрены вложения свыше $600 млн). Санкции наверняка затруднили привлечение кредитных ресурсов, это не угрожает проекту?

- Мы планируем там использовать собственные средства.

- То есть не будет ни средств из ФНБ, ни заемных ресурсов?

- Нет.

- Уже понятно, какие доли будут у государства и у "ТПС Авиа" после консолидации "Шереметьево"?

- Мы достигли понимания с Росимуществом. Контракт уже готов, на совете директоров обсуждался. Были долгие споры, переговоры. Кропотливый труд. Нам принадлежат сервисные активы в аэропорту, нужно было "посчитаться" с государством. Сейчас идет спор уже вокруг единичных процентов.

- У вас будет больше 50%?

- Да, думаю, больше контрольного пакета акций. Сейчас вот за "процентики" упираемся. Думаю, что в ноябре мы уже все подпишем окончательно.

А проект там классный. И терминал, и тоннель - Юг с Севером соединим. Третья взлетно-посадочная полоса, которую государство строит. Хаб будет - красавец. Уверен, многие авиакомпании туда перейдут.

- Потом будете думать о консолидации с другими аэропортами?

- Сейчас концепция развития московского транспортного узла разрабатывается правительством, она и определит программу по объединению аэропортов.

- Бизнес авиаперевозок вас не интересует?

- Нет, пока нет. Во всем мире это разъединено - инфраструктура и сами перевозчики. Так что пока не планирую.

- Еще одно ваше детище – СМП банк. Как вы оцениваете ущерб, который нанесен банку санкциями?

- Банк у нас всегда был достаточно консервативный. Мы вели сдержанную кредитную политику, поэтому он особо не пострадал. К тому же мы в основном работали на внутреннем рынке. Да, с пластиком были проблемы, карточки они заблокировали. Но сегодня внутри России карточки работают. А самое главное, что мы не подвели обычных вкладчиков, никто не пострадал, деньги всем выплатили.

- Когда СМП банк принимал решение о том, чтобы взять на санацию Мособлбанк, вы понимали масштаб бедствия?

- Если честно – нет, до конца нет. Сейчас понимаю. Сейчас мы разобрались. Там уже дыра в 97 миллиардов рублей, это только то, что насчитала одна из аудиторских компаний "большой четверки". Но я думаю, что еще пара-тройка "скелетов" найдется. Вообще интересно, конечно - столько лет они работали, неужели никто ничего не видел? И ведь "топором" все было сделано.

Банк получил 117 миллиардов рублей на санацию – и это кредитные деньги, о чем почему-то все забывают. Так вот из них половину уже раздали вкладчикам. Там есть формула, по которой мы можем выбирать эти деньги.

- Будете банки объединять?

- Я свое мнение уже высказал - это должны быть два самостоятельных банка, СМП как СМП, а Мособлбанк - отдельная песня. Я думаю, что в итоге будет все нормально, но денег еще придется вложить. Потому что там по-другому никак не получится.

- У вас есть проект по производству удобрений на Дальнем Востоке. Он тоже достаточно капиталоемкий. Не будет ли он тормозиться в связи с санкциями? Нужно ли там внешнее финансирование? Может быть, партнеров каких-то будете привлекать дополнительных?

- Когда мы проект начинали, мы думали о привлечении японских компаний. Они качественно строят такие заводы, у них хорошие технологии, и они готовы покупать производную производственного процесса - метанол. И они, кстати, не отказываются до сих пор. Поэтому, в принципе, финансовая схема осталась. Но пока я не могу точно сказать, когда проект будет реализован. Сейчас мяч на нашей стороне. Нам нужно примерно 3,2 миллиарда кубометров газа для начала. "Газпром" сейчас думает над этим, у них есть там два месторождения, но они достаточно сложные. Если "Газпром" даст эти 3,2 миллиарда кубов, мы будем строить обязательно. Я думаю, что мы и с финансами разберемся. Там можно и партнеров привлекать, проект ведь интересный.

- У вас в прошлом году сорвалась сделка по покупке доли в "Ростелекоме"…

- Она не сорвалась, я отказался от нее, чему рад.

- Почему?

- Бизнес был для меня новый, я хотел посмотреть его, попробовать. Но когда все посчитал, проанализировал уровень долговой нагрузки, то принял решение не входить в этот бизнес. Это для меня было просто дорого.

- Телевизионный рынок сейчас переживает не самые простые времена. В этой связи вы не боитесь разочароваться в своей недавней медийной инвестиции – покупке контроля в "Красном квадрате"?

- Я пока не могу себя назвать крупным специалистом в этой отрасли. Но мне нравится заниматься бизнесом, который связан с творчеством, "Красный квадрат" один из лидеров производства телевизионного контента в стране. У этой компании огромный потенциал. И мне реально интересно. "Голос" теперь, конечно, смотрю по-другому уже (смеется).

- А повлиять можете?

- Нет, не могу. В чем прелесть этого проекта: они на самом деле никого не ангажируют. Ты можешь прийти и выиграть. Кто лучший, тот на самом деле будет лучшим.

- Около года назад вы возглавили совет директоров издательства "Просвещение". С чем это было связано? Это для вас социальный проект или бизнесовый?

- Мне это близко, у меня педагогическое образование и защищался я на кафедре педагогики. Когда мои будущие партнеры по "Просвещению" начали рассказывать, что у нас происходит в области образовательной литературы, когда я узнал, что у нас существуют десятки учебников не только по истории, но и по физике или математике, тогда я понял, что у нас все не очень здорово. Качество образования - это очень важно, я бы хотел, чтобы дети не уезжали, а учились здесь. Для меня это знаковый проект и в большей степени не финансовый. Хотя и бизнес тоже – там есть прибыль, есть дивиденды. Это на самом деле и должно быть нормальным бизнесом – ты производишь и реализуешь качественную продукцию в виде учебников за адекватные деньги. А не договариваешься с чиновниками за откаты.

- Единый учебник вызвал много споров. Не всем единомыслие по душе.

- Ну во-первых, речи о единственном учебнике не идет. Но какие-то базовые факты все-таки есть. Если Отечественная война в 1812 году была - она была. Нельзя написать, что она была в 1986-м. Есть проверенные временем факты и оценки. Но разница в оценках каких-то событий или личностей, которые до конца не изучены, конечно, может быть, и это правильно. Мы про одного человека сейчас пишем, что он такой, а потом покопаемся – да нет, совсем другой.

- А в своей компании вы единомыслие культивируете?

- Нет. У каждого может быть свое суждение. И к каждой мысли надо с уважением относиться. Слава богу, что нет одинаковых людей. Тогда бы неинтересно было.

- Вы уже много лет работаете с "Газпромом", с ним в последнее время сложнее стало или проще?

- Конечно, сейчас уже проще. Во-первых, у нас солидная компания, она известна в "Газпроме", нам не надо доказывать, что мы не с улицы пришли. Ни один проект мы не завалили. Хотя среди них были очень тяжелые. Когда мы идем на конкурс, нас уже знают, нам доверяют, потому что мы никого никогда не подвели.

- У вас не было никогда желания как-то "институционализироваться" как бизнесмену, например, в руководящие органы РСПП баллотироваться?

- Меня периодически приглашают на встречи крупного бизнеса. Но работать в публичной плоскости меня все же как-то не тянет. Да и опять-таки скажут – вот президент друга своего поставил.

- Если рано или поздно вы весь бизнес передадите детям, чем будете заниматься?

- У меня есть мысли в перспективе заняться своим любимым делом, тем, чем я раньше занимался.

- Вы что же, к тренерской работе хотите вернуться?

- Даже не к тренерской работе, наверное, а к организаторской. Я же был не только тренером, а и старшим тренером в обществе ВДФСО профсоюзов, директором детской спортивной школы. Мне это интересно. Поэтому и "Динамо" сейчас занимаюсь.

- У нас в стране спорт вообще когда-нибудь может стать бизнесом?

- Хоккей ближе к этому. Мы сейчас сделали большую площадку на ЗиЛе. Там три хоккейных коробки: одна на 12,5 тысяч зрителей, вторая на 3,5 тысячи, где можно проводить матчи молодежных команд, и третья на 500. В феврале мы уже планируем там провести матч плей-офф КХЛ.

- А футбол?

- Футбол сложнее. Это большие стадионы, попробуй их собери. Опять-таки климат. Но сейчас мне нравится, как играет "Динамо". Виден прогресс. У команды есть амбиции побороться за самые высокие места в чемпионате. Для всего динамовского движения, настоящего возрождения его духа это очень важно.

- Как идет процесс объединения футбольного и хоккейного "Динамо"? Произойдет оно или нет? С ВТБ надо договориться?

- Да, там есть сложные вопросы, которые требуют серьезной проработки. Мы хотели объединиться, но сейчас и время другое, и ВТБ уже немного иначе это мыслит. Им в футбольном клубе принадлежат акции, а хоккейный клуб не акционирован.

Сложности есть, но и футбольному клубу мы помогаем. Однако юридически единого клуба пока нет.

- То есть вы от идеи объединения отказались? Вас неформальное партнерство устраивает?

- В идеале стоило бы все игровые виды спорта объединить - футбол, хоккей, волейбол, баскетбол. Но в целом – да, пока меня сложившееся взаимодействие устраивает. Да и не на чем пока объединяться – нет своей арены ни у футбола, ни и у хоккея. Сначала надо реконструировать стадион "Динамо" - там будут под одной крышей и футбольное поле, и хоккейная площадка.

- Вы – первый вице-президент Федерации дзюдо России. На последней летней Олимпиаде результат у нашей команды был выдающимся, такого не ожидал никто. Реально его повторить на следующих Играх?

- На Олимпиаде в Лондоне мы действительно достигли феноменального результата, какого никогда не было ни у СССР, ни у России, ни вообще у кого бы то ни было в мире - три золотых медали получили в дзюдо, не говоря уже о серебре и бронзе. Вообще это тяжелый кропотливый труд. Тем более что к нам относятся неоднозначно, а это ведь очень субъективный вид спорта в плане судейства. Нам не надо помогать, главное, чтобы нас не "рубили". В Лондоне, конечно, "звезды сошлись". Не знаю, повторится ли такое.

- Зачем вы, человек из спорта, пошли в бизнес?

- После армии я выполнил нормативы мастера спорта по самбо и дзюдо и пошел работать тренером. Мы с товарищем нашли захудалое помещение, сами постелили ковер и начали работать. Вокруг образовался хороший коллектив. Ребята становились чемпионами города, были у нас потом и чемпионы Европы и мира. Надо делать свое дело добросовестно и задумываться, как его сделать лучше. Все. И тогда все получается.

Но мечта у меня была такая - собрать семью. Потому что младший брат Борис уехал в Финляндию в 1991 году, дочка у меня жила в Германии. И я хотел их всех собрать. Мне было десять лет, когда у нас умерла мама, Борису - пять. И в десять лет я уже понимал, что несу ответственность за брата. И как-то так пошло. А потом бизнес помог всех вместе собрать.

- Как вы свой первый капитал заработали?

- Это было в 1991 году. Мы создали кооператив "Сова", каждая буква – по имени кого-то из учредителей. Сделали что-то вроде отдела по проведению соревнований. Занимались размещением, проведением, обслуживанием спортивных соревнований. Получали прибыль, неплохо зарабатывали.

Потом мы стали заниматься бизнесом вместе с братом, это где-то середина 90-х. Торговали газовым конденсатом из Башкирии. Из Башкирии брали газовый конденсат, поставляли по бартеру в Финляндию – через компанию Anirina. Туда поставляли конденсат, а оттуда - оборудование, мебель. Потом была компания "Газтагед", поставки труб "Газпрому".

- А потом был трубный трейдер "СЕТП", вокруг которого столько было разговоров…

- Мы, между прочим, тогда организовали импортозамещение в трубной промышленности, задолго до санкций. Все наши заводы начали выпускать трубы большого диаметра. Мы посадили производителей труб за стол переговоров и предложили длинные контракты, они начали понимать перспективу – тогда в отрасли пошло развитие. Все построили станы, по трубе 420 мм произошло полное импортозамещение. Пока нет у нас еще толстостенной трубы, которая кладется по дну моря. И то мы сейчас потихоньку пытаемся эту задачу решить.

- Враги у вас в крупном бизнесе есть?

- Нет, наверное. Во всяком случае, я их не знаю. Думаю, завистники какие-то есть наверняка.

СПРАВКА

Аркадий Ротенберг родился в Ленинграде 15 декабря 1951 года. Окончил Ленинградский государственный университет физической культуры им.Лесгафта. Более 15 лет работал тренером самбо и дзюдо в спортивных клубах Ленинграда. Заслуженный тренер РФ, заслуженный работник физической культуры. Доктор педагогических наук, автор более 30 учебно-методических и научных работ в сфере организации и управления тренировочным процессом. С 1998 года является гендиректором спортивного клуба дзюдо "Явара-Нева" в Санкт-Петербурге. С 2002 года - член совета директоров, с 2004 года - председатель совета директоров СМП банка. Основной владелец компании "Стройгазмонтаж" (газовое строительство). Президент ХК "Динамо" с 2012 года.

Игорь Ротенберг родился 9 мая 1973 года в Ленинграде. Окончил Высшую школу приватизации и предпринимательства, кандидат юридических наук. В 2002-2003 годах - замруководителя департамента имущества ТЭК Минимущества, в 2003-2004 годах начальник управления имущества транспорта и связи Минимущества. В 2004-2005 годах вице-президент ОАО "РЖД" - начальник департамента управления имуществом и организационных структур. С 2006 года - председатель совета директоров ОАО "Эн Пи Ви Инжиниринг" (управляет акциями и долями ОАО "ТЭК Мосэнерго", ООО "Газпром бурение", ОАО "Мостотрест"), с 2008 года – вице-президент СМП банка, с 2010 года - председатель совета директоров ОАО "ТЭК Мосэнерго", с 2011 года - председатель совета директоров ООО "Газпром бурение". Совладелец "Газпром бурения", ОАО "Мостотрест", ОАО "ТЭК Мосэнерго", ИТЦ "СКАНЭКС", ООО "ГЛОСАВ". Женат, трое детей.