Николай де Буайо: удивительно, что "Русский дом" все еще существует
Директор центра архивов русской эмиграции в Париже рассказал об истории появления учреждения и его целях
Москва. 8 апреля. INTERFAX.RU - В конце 2015 года в пригороде Парижа городе Сент-Женевьев-де-Буа при финансовой поддержке правительства РФ был создан архивный центр русской эмиграции. Он располагается в так называемом "Русском доме" - Maison Russe - доме престарелых, который был открыт ровно 90 лет как временный приют для беженцев и который продолжает функционировать и по сей день. Николай де Буайо, директор дома и правнук его основательницы княгини Веры Мещерской, рассказал корреспонденту "Интерфакса" Екатерине Чарушиной об истории появления центра, его целях и современных постояльцах "Русского дома".
- Насколько известно, на создание центра архивов русской эмиграции было потрачено около 1,8 млн евро, из них половина - российский грант. Расскажите, какая работа была проведена на эти средства и из чего состоят хранящиеся у вас архивы?
- История с центром архивов началась еще в 2007 году, когда моя бабушка Антонина Львовна написала российскому послу во Франции, тогда это был Александр Авдеев, об имеющихся у нас на чердаке архивах. Они были в плохом состоянии и требовались средства на их систематизацию и приведение в надлежащий вид. Российская сторона идеей заинтересовалась: к нам приехали представители из центра архивов РФ, а также национальных архивов Франции, которые установили, что хранящиеся у нас документы и вещи представляют собой историческую ценность. Получив грант от правительства, первое, что мы сделали – выполнили ремонт здания, которое до этого находилось в плохом состоянии. Кроме того, уже за свой счет мы наняли целую команду профессионалов, которая провела работу по оценке, описанию и классификации всех хранящихся документов. Мы добавили к ним архивы других фондов, например, Русского Красного креста, личные архивы Веры Мещерской. В общей сложности были установлены стеллажи, общая длина полок которых составляет больше 170 метров, а также напечатаны книги с информацией о живших у нас постояльцах и метками для удобства поиска ячеек. Конечно, основная масса документов – это архивы дома, книги учета, а также личные письма, фотографии, документы. Вещи умерших обычно забирали их родственники, и только если их не было – все оставалось здесь.
- Расскажите немного про историю этого дома, кто были первыми постояльцами?
- Этот дом моей прабабушке, княгине Вере Мещерской, эмигрировавшей из России, подарила англичанка мисс Дороти Пейджет в 1927 году. Кроме того, она сразу же оплатила проживание всех постояльцев на несколько лет вперед, этих денег хватило вплоть до 1939 года, то есть до начала Второй мировой войны. Впоследствии перевод средств во Францию из Англии оказался затруднен.
Это место представляло собой что-то вроде современного центра для беженцев. Здесь жили самые старые, нуждающиеся в помощи и уходе люди. Их количество точно не известно, но около 5 тысяч человек за 90 лет с момента основания этот дом, думаю, принял. Например, у нас жил преподаватель русского языка бывшего президента Франции Жака Ширака - Владимир Беланович, также известный фотограф Сергей Прокудин-Горский, делавший цветные фотоснимки в царской России по поручению Николая II. Свои последние дни в Русском доме провели вдова Колчака – Софья Колчак, архитектор Николай Исцеленнов, полковник Петр Колтышев и другие не менее легендарные личности.
В 1933 году была достроена часовня, в которой отпевали наших пенсионеров, а затем хоронили на городском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Сегодня на нем большинство могил – русские. Люди из разных мест начали приезжать сюда, чтобы похоронить своих родственников, чья судьба так или иначе была связана с Россией. Так образовалось крупнейшее за границей кладбище русских. Здесь похоронена большая часть белой эмиграции, казаки, белогвардейцы, а также такие известные личности, как Иван Бунин, Рудольф Нуреев, Андрей Тарковский, Матильда Кшесинская. По французскому законодательству, за аренду земли на кладбище нужно ежегодно платить, иначе она отойдет городу. Чтобы могилы не были утрачены, Россия не так давно вновь внесла авансовый платеж за захоронения тех соотечественников, у которых не осталось родственников.
- Изменился ли контингент проживающих в Русском доме и его предназначение за 90 лет существования?
- Что удивительного в нашем доме – это что он до сих пор существует, ведь многие подобные учреждения закрылись сразу же, как пропала необходимость, поток русских беженцев остановился.
После Второй мировой войны Русский дом продолжал функционировать, кто мог – платил за проживание самостоятельно, кто нет – получал пособие от французского правительства. К слову, эта система существует и по сей день.
Если раньше постояльцами нашего дома были лишь русские беженцы, аристократы или просто не принявшие советский режим люди, то сегодня все наши постояльцы – это граждане Франции. Всего – 80 человек и около 40% проживающих имеют русское происхождение и говорят по-русски, их родственники когда-то эмигрировали сюда, но связь со страной не потеряли. При этом наш дом открыт для всех, не только потомков аристократов, в последние десятилетия сюда приезжают и советские деятели.
Средний возраст постояльцев – примерно 85 лет, некоторые с болезнью Альцгеймера. У нас действует та же система, что и раньше: кто-то платит сам, кто-то получает пособие от местных властей, департамента. Проживание обходится в 80 евро в сутки. В центре работает 50 человек, из них большинство – это медицинский персонал.
- В интернете можно найти интересные заметки Ольги Трифоновой-Тангян, дочери писателя Юрия Трифонова, о вашем доме, его постояльцах, например о внуке Колчака. Не так давно Ольга привезла сюда своего зятя Семена Тангяна…
- Да-да, он живет у нас, это известная личность – был русским дипломатом в ЮНЕСКО, долго жил в Париже, и сейчас решил остаться в нашем доме. Ольга Трифонова, тоже писательница, с мужем часто приезжают его навещать из Германии, где они живут.
Здесь немало русских, и мы стараемся сохранять в нашем доме родные традиции. Сейчас, например, печем куличи к Пасхе, всегда празднуем православное Рождество, Масленицу. У нас есть русское меню: бывают блины, борщ, пироги. Также каждое воскресенье проходит литургия в нашем храме, в библиотеке организуется по выходным русский клуб, который ведет московская писательница Ольга Сидельникова-Вербицкая.
Вы знаете, я убежден, что это все помогает некоторым нашим постояльцам чувствовать себя лучше, особенно тем, кто уже мало, что помнит о своей жизни и сохранил в голове лишь детские воспоминания. Все, что они понимают – это родной язык, культуру из их детства.
- Если возвращаться к архивам: много ли запросов о родственниках поступает сегодня, как можно к вам обратиться?
- Безусловно, с момента появления центра архивов русской эмиграции стали появляться запросы о родственниках. Например, я только что получил запрос из Риги от потомков Виттенберга, основателя крупной компании по производству резины, сапог, галош в Латвии. Они узнали, что его последнее письмо было отправлено из Парижа. Обычно я не отвечаю на личные просьбы, присланные на электронную почту, просто потому что у нас для этого недостаточно средств и людей, но когда ко мне обращаются официальные органы, организации, например, Дом Солженицына, какой-нибудь университет, я конечно отвечаю. У меня есть информация только о тех, кто здесь жил. Например, Виттенберг Вильям Борисович, которого ищут родственники, здесь не жил.
По законодательству Франции, все это частные архивы, мы их можем открыть кому-то лишь по собственному усмотрению. С Россией мы договорились, что они открыты только официальным лицам РФ: университетам, библиотекам, другим центрам архивов. Если что-то находится, я сканирую документы и отправляю, но опять же далеко не всю информацию я могу предоставить. Например, сведения о здоровье, причине смерти, по нашим законам доступны только врачам.
- А что насчет целей выложить в открытый доступ в интернет хотя бы основную информацию о людях, которые жили в этом доме и были похоронены впоследствии на местном кладбище?
- Если в будущем у нас появилась бы такая возможность, то конечно это было бы интересно. Но, наверное, нужны деньги, чтобы такую идею реализовать, это огромная работа, мы еще не способны это сделать. Если нас поддержит какой-то меценат, дадут грант, то почему бы и нет, но пока в наших приоритетах, скорее, стоит реставрация часовни, которая приходит в упадок. Она является памятником архитектуры, ей скоро будет 90 лет, мы никогда ее не ремонтировали. Открытие архивов – это план на ближайшие 10 лет.
- В этом году отмечается 100 лет революции, а также 90 лет Maison Russe, есть ли у вас по этому случаю какие-то запланированные мероприятия или встречи с официальными лицами?
- Годовщина "Русского дома" - 7 апреля, но это время Поста, кроме того, у нас приближаются выборы во Франции, поэтому мы решили перенести торжества на сентябрь, программа пока готовится, возможно, мы кого-то пригласим.
Что касается 100-летнего юбилея революции, то во Франции этому уделяется много внимания, это было одно из самых крупных событий XX века. Про это сейчас много пишут в газетах, упоминают на телевидении. Если говорить про Русский дом, то он образовался для тех людей, которые пострадали от коммунизма и революции в целом, жили трудно вдали от Родины. Распад Советского Союза случился слишком поздно для их возвращения на родину, хотя все наши постояльцы очень верили в возвращение и до последних дней крепко любили Россию.
