Секрет одного дебюта
Фильм Дмитрия Мамулия "Другое небо" показывали публике несколько раз, и всегда вместо обсуждения было гробовое молчание. В этом фильме есть нечто такое, о чем сложно сказать, но нельзя не почувствовать
Москва. 1 ноября. INTERFAX.RU – До сих пор в нашем кино существует некоторого рода эскапизм: мы все время бежим в деревню, в провинцию, как будто рассчитывая найти там большую правду о жизни. Взять чуть не весь артхаус, и его география будет где-то вдалеке от мегаполиса, где, между прочим, живут режиссеры, снимающие эти картины. Но знакомый, близкий материал всегда осваивать сложнее, здесь трудно остаться в привычно отстраненном состоянии. Потому такие попытки артикуляции, как "Кремень", "Сумасшедшая помощь", "Простые вещи" и некоторые другие, получаются неровными, будто недосказанными, но эти попытки все же осуществляются. Это говорит о том, что авторы приближаются к себе, познают себя, готовы этим делиться.
Подобной попыткой артикуляции является фильм Дмитрия Мамулия "Другое небо" - о человеке с Кавказа, который вместе со своим сыном-подростком вынужден искать в большом городе свою исчезнувшую жену. Он не знает языка, он уже стар и немощен, им движет только стремление найти супругу и обрести некую целостность существования. Фильм был отмечен на последнем "Кинотавре" призом за дебют, но это не значит, что он идеален. Более того, в этом фильме есть какая-то неправильность, которая отличала прошлые попытки заговорить не о дальнем, а о ближнем. В нем есть драматургические провалы – для сознания зрителя, в всяком случае, мотивировки героев не всегда ясны, и режиссура временами слабее, чем вмонтированные в фильм документальные куски заснятой жизни гастарбайтеров. Но в этом фильме есть нечто магическое, что заставляет его смотреть и пересматривать, стараясь ответить себе на вопрос, почему этот фильм именно таков. Да, здесь замечательная операторская работа, здесь передана гнетущая атмосфера бесправности и бездомности существенной части населения нашей страны, здесь смягчены привычные акценты на бандитизме и коррумпированности милиции. Даже наоборот, они даны как-то мимоходом, подспудно, что делает режиссеру честь. Но в завораживающем воздействии фильма есть какая-то более глубокая тайна, которую никак не удается раскрыть, отрефлексировать окончательно, чтобы приклеить к нему ярлычок с подходящей надписью, если хотите.
В течение полугода после первого просмотра фильма я мучился этой загадкой, пересмотрел его еще раз и не выдержал, пошел в режиссеру под предлогом поболтать о жизни кавказских беженцев. И Мамулия произнес волшебное слово, которое для меня сразу раскрыло тот секрет, который не давал мне покоя. Он просто мимоходом обронил: "Уайзмен". Фред Уайзмен, человек, фильмы которого никогда не прокатывались в России, а демонстрировались только на фестивалях. Легенда американского "прямого кино". Мамулия не просто смотрел его фильмы, он у него научился! Уайзмен весь в проблемах социальных низов, и вот эти сцены из медвытрезвителей или лесопилок, или складов – они перекочевали из уайзменовской Америки, портрет которой он создает уже почти полвека в своем кинематографе, в большой город Дмитрия Мамулия. Этот игровой фильм в документальной манере – наш ответ Уайзмену, и после этого озарения я не нашелся сказать ничего другого, кроме упрека Мамулия в том, что он вообще снимает игровое кино, потому что у него взгляд документалиста. Поэтому, кстати, его неигровые сцены так ярки, натура схватывается им и интерпретируется, как и у Уайзмена, предельно метафорически при всем своем натурализме. Мамулия обязан развивать это свое видение, обязан снимать документальное кино, потому что у нас нет уайзменов, как нет макэлви и перренов. Посмотрите "Другое небо", и вы согласитесь со мною. Может, даже напишете ему коллективное письмо с воззванием.
Обозреватель Сергей Сычев
/Интерфакс/
