Максим Медведков: в ВТО есть негласное понимание, что политические санкции на рассмотрение не выносятся

Директор департамента торговых переговоров Минэкономразвития рассказал о будущем ВТО и мегасоглашении с Китаем

Москва. 22 августа. INTERFAX.RU - Россия стала членом Всемирной торговой организации 22 августа 2012 года. Прошло шесть лет после присоединения, вынесены решения по первым шести судебным разбирательствам, в которых принимала участие Россия. О том, как членство в ВТО повлияло на сельское хозяйство, о ходе торговых споров с ЕС и Украиной, о первом иске к США, о том, почему Россия не ввела ограничения на ввоз легковых автомобилей из Америки, о торговых войнах, развязанных США, о будущем самой ВТО и о мегасоглашении с Китаем о Евразийском партнерстве в интервью "Интерфаксу" рассказал директор департамента торговых переговоров Минэкономразвития Максим Медведков.

- Максим Юрьевич, Россия стала членом ВТО шесть лет назад - 22 августа 2012 года. Есть ли уже осязаемый результат от нашего присоединения к ВТО? Можно как-то оценить экономическую целесообразность в цифрах?

- Мы делали такие расчеты еще до присоединения к ВТО. У нас было порядка 10 вариантов, где рассматривались разные сценарии последствий присоединения в зависимости от результатов переговоров, от развития экономической ситуации в стране и в мире. Все эти сценарии давали позитивную оценку результатов присоединения при любом варианте развития событий. И сейчас можно констатировать, что эти расчеты подтвердились, и мы можем сказать, что экономика в плюсе.

Членство России в ВТО не принесло ущерба ни экономике в целом, ни конкретным отраслям. Там, где ущерб мог возникнуть, правительство реализовало необходимые программы по нейтрализации возможных негативных последствий, в основном от снижения тарифной защиты. При этом есть отрасли, которые очевидно выиграли от вступления в ВТО.

- Какие это отрасли?

- В первую очередь, с нашей точки зрения - это сельское хозяйство. Это показывают цифры. За шесть лет членства России в ВТО объем производства сельскохозяйственных товаров увеличился более чем на 12%. С 2012 года Россия стала нетто-экспортером многих сельхозтоваров, включая мед, семена специй, гречиху, просо, семена масличных культур, некоторые корнеплоды, макаронные изделия, мучные кондитерские изделия, мороженое, субпродукты животного происхождения, животные и растительные жиры и жмых.

- Разве сельское хозяйство не от продовольственного эмбарго выиграло?

- Нет, вообще тенденции роста в агропромышленном комплексе были заложены еще до санкций. И мы это видим по 2012-2014 годам, когда санкционных эффектов в принципе быть не могло. По всем базовым сельхозтоварам и в целом по отрасли были зафиксированы серьезные тенденции к росту, которые продолжаются во многих случаях и до сих пор.

Мы считаем, что ВТО в этом помогло. Естественно, это было, может быть, не самой главной причиной роста, но важным фактором в изменении структуры нашего сельского хозяйства, повышении производительности труда, повышении роста производства в целом.

- Обычно, когда говорят о плюсах ВТО, в первую очередь обращают внимание на то количество ограничений, которое существовало в отношении российских товаров до присоединения к ВТО и после. Сколько сейчас существует ограничений в отношении российских товаров на мировых рынках, как их число изменилось за последние шесть лет?

- Далеко не все ограничения являются нарушением правил международной торговли. Например, мы применяем тарифы, разрешенные нашими обязательствами в ВТО. Для иностранных производителей - это, безусловно, барьер. Так же, как и для наших производителей и экспортеров барьером являются таможенные пошлины, которые применяются иностранными государствами. Но, если такие таможенные пошлины соответствуют обязательствам этих государств в ВТО, правовых оснований требовать их отмены или снижения у нас нет. Если только мы не захотим с этими государствами заключить соглашение о свободной торговле.

Я хочу сказать, что международные торговые соглашения, включая соглашения ВТО, не позволяют нам обеспечить совершенно безбарьерную торговлю. Что мы можем делать с их помощью, так это бороться с барьерами, которые не соответствуют установленным международным правилам.

Приведу еще один пример: сейчас против российских товаров в ЕС действует 9 мер торговой защиты (все - антидемпинговые). Из них три меры введены с использованием нарушающей ВТО методологии энергокорректировок, которую мы успешно оспорили в иске против Украины и теперь оспариваем в иске против ЕС. Одна мера (по холоднокатаному прокату) была введена с другими нарушениями ВТО, и по этой мере мы тоже начали спор с ЕС. По остальным пяти у нас нет пока достаточных оснований для начала судебного разбирательства. Во всех случаях мы действуем в плотном контакте с заинтересованными производителями - все их запросы отрабатываются в ВТО.

Иногда бывает достаточно так называемой досудебной проработки - то есть обсуждения проблемных вопросов на заседаниях профильных органов ВТО или в двустороннем формате. Для нас особенно важно, что на сегодняшний день у нас нет ни одного открытого заявления от российских производителей с просьбой ту или иную проблему урегулировать через процедуру споров в ВТО.

- По шести спорам, в которых Россия принимала участие, за последние два года уже вынесены решения судей. И если вначале мы проиграли ЕС три спора подряд, то этим летом выиграли два спора у Украины и, можно сказать, "сыграли вничью" по большому спору по Третьему энергопакету с ЕС. Если посмотреть на итоги этих споров, насколько они для вас оказались ожидаемыми, какие выводы вы из них делаете для себя на будущее?

- Во-первых, с нашей точки зрения, споры не являются показателем эффективности или неэффективности участия в ВТО. Это крайние меры, на которые идут страны тогда, когда они не способны урегулировать проблему в рамках других механизмов.

Основные усилия, как и подавляющее большинство других стран, мы концентрируем на решении проблем другими способами, прежде всего в рамках переговорных механизмов ВТО. У нас достаточно много примеров, когда это дает свои результаты. Работа в профильных органах ВТО за шесть прошедших лет способствовала улучшению условий доступа для российского экспорта, который оценивается в $1,7 млрд.

У нас нет задачи ввязаться в спор, у нас есть задача его предотвратить и сохранить благоприятные условия для торговли. Решение многих вопросов проходит не публично, в ходе переговоров, и мы не намерены менять свою тактику. Споры по-прежнему будет нашей крайней мерой, когда будут исчерпаны все другие возможности.

Во-вторых, не стоит вести баланс: кто выиграл, кто проиграл. В некоторых спорах в качестве ответчика, откровенно говоря, защитить наши позиции было практически невозможно.

Например, спор по импортным тарифам на ряд товаров из ЕС, где мы должны были в соответствии с условиями присоединения принимать одни ставки, а принимали другие. Доказать панели арбитров, что 2+2 - это не 4, а 5, нам, конечно, не удалось. Но нам удалось в рамках этого спора отклонить более глобальные требования наших коллег из ЕС, которые пытались доказать системный характер нарушений наших обязательств, что имело бы совершенно другие последствия. Этого не произошло.

В спорах мы никогда не строим точных прогнозов, поскольку часто решения не являются ожидаемыми для участников. Хотя, как и другие страны, мы не начинаем спор без уверенности в том, что наши аргументы достаточно сильны. Поэтому в тех спорах, где мы являемся истцами, мы считаем, есть хорошие шансы на выигрыш. Конечно, последнее слово за арбитрами, и их решение, нравится оно или не нравится, мы должны выполнять.

- Насколько вообще эффективно ведение этих споров с финансовой точки зрения? Это ведь очень дорогая процедура?

- За это время мы в значительной степени, и для нас это действительно принципиально важная вещь, реализовали программу импортозамещения в спорах. Сначала мы рассчитывали на помощь иностранных юристов. Теперь, в текущих спорах, работают в основном только российские эксперты. Это сотрудники нашего министерства, либо юристы Центра по вопросам ВТО, созданный Минэкономразвития совместно с Высшей школой экономки и Сбербанком .

В результате мы имеем мощный интеллектуальный ресурс, который позволяет нам решать достаточно сложные задачи и в будущих спорах. Далеко не каждая страна такой ресурс имеет. Многие страны по-прежнему вынуждены прибегать к помощи сторонних экспертов.

- И во сколько нам обходится стоимость одного спора?

- Сложно сказать. Работа международных юристов по каждому такому спору может оцениваться в $1,5-2 млн. и более. У нас получается кратно меньше. Это, по сути, обычная заработная плата сотрудников министерства и юристов Центра, который является бюджетным учреждением

Самое важное - это не столько стоимость, сколько качество работы и независимость экспертов. В условиях, когда в международной торговле ситуация крайне политизирована, такая независимость, может быть, даже важнее всего.

- Летом Россия выиграла два подряд спора у Украины, в частности, по их иску по железнодорожному оборудованию и нашему иску к ним по нитрату аммония и энергокорректировкам. По первому спору никаких действий предпринимать не нужно, а что мы ожидаем от Украины в рамках решения по второму спору?

- Украина должна привести свои меры в соответствие с решениями. Как она это будет делать, это вопрос для дополнительного обсуждения.

- То есть, это означает, что она должна антидемпинговую пошлину отменить на нитрат аммония?

- Да, это означает, что Украина должна либо отменить, либо пересмотреть эту пошлину по правильной методике. А если считать правильно, то и пошлина должна быть нулевой. Для нас это важно, поскольку наш экспорт достигал $50 млн в год.

Другой вопрос, что коммерческая значимость этого спора для нас сейчас невелика, поскольку нитрат аммония попал в санкционный перечень товаров, введённый Украиной. И соответственно наши предприятия пока что эти поставки не смогут возобновить.

Важнее другое. Этот спор создает прецедент. Методика "энергокорректировок", которая применяется Европейским союзом и с которой мы пытаемся бороться с 1994 года, была признана не соответствующей нормам ВТО. Еврокомиссия не учитывает стоимость российского газа в издержках производства при расчете антидемпинговых пошлин, а используют его стоимость на рынках третьих стран. Мы подали аналогичный иск и к ЕС, но сначала решили уделить больше времени спору с Украиной, потому что считали, что быстрее добьёмся нужных результатов. Так и получилось.

- А в какой стадии спор с ЕС по энергокорректировкам?

- Он был заморожен, сейчас мы его разморозим.

- Что это значит?

- Если в течение года по спору нет никакой деятельности, то его считают замороженным. Но вы имеете право вновь возобновить его с того момента, где остановились. Наш спор был заморожен на стадии консультаций.

- То есть сейчас мы вернемся к этому спору и уже подадим заявку на формирование панели арбитров?

- Да, совершенно верно. Это вопрос ближайших нескольких недель. И вот с этой точки зрения для нас выигрыш спора у Украины по нитрату аммония и энергокорректировкам очень важная вещь.

- А сколько антидемпинговых пошлин введено в ЕС с нарушением, на наш взгляд?

- В ЕС у нас четыре такие меры. Это ограничения на сотни миллионов долларов.

- Совсем недавно было вынесено решение в споре с ЕС по Третьему энергопакету, где три наших жалобы было поддержаны, а три отклонены. В частности, была отклонена одна из считающихся ключевыми жалоб, так называемый анбандлинг - требование разделения на уровни собственности по транспортировке и сбыту газа. С другой стороны, мы выиграли несколько требований, в частности, по неправомерному ограничению на мощности использования газопровода "Опал". В связи с этим, какие будут наши дальнейшие действия по этому спору? Планируем ли мы оспаривать те три меры, которые были отклонены? И каких действий мы ожидаем от европейцев по тем нашим искам, которые были поддержаны судом?

- Главное не в том, что три меры поддержаны, а три отклонены. Принципиально важно, что по всем коммерчески значимым элементам нашего иска он был поддержан. Мы его выиграли.

Остальные темы, например, вопрос анбандлинга, то есть разделения вертикально интегрированных компаний по собственности, уже перестал иметь коммерческое значение для нас, для нашей компании "Газпром" , поскольку этот вопрос уже фактически урегулирован.

А вот решения по "Опалу" или дискриминационным требованиям к российским проектам, к сертификации, имеют важное коммерческое значение. Сейчас важно понять, какие шаги собирается сделать Евросоюз, чтобы выполнить решения Третейской группы. Параллельно мы вместе с коллегами из "Газпрома" подготовим нашу позицию, где конкретно укажем, что мы хотим по результатам этой работы получить.

- То есть в целом исход этого важного и сложного иска вы оцениваете как положительный для России?

- Да. И не только для нас. Этот спор решает две фундаментальные проблемы.

Прежде всего, многие эксперты сомневались: насколько вообще ВТО применимо к сфере энергетики. Третейская группа подтвердила, что никаких изъятий нет. Наша оценка оказалась правильной - применима в полном объеме, в любых условиях, будь то торговля маленькими баллончиками с газом или торговля через магистральный трубопровод.

Во-вторых, третейская группа подтвердила применимость принципа недискриминации. Это для нас фундаментально важная вещь, прежде всего в энергетике. Многие страны, в том числе члены ВТО, исповедовали, и исповедуют до сих пор, различные подходы, которыми пытаются оправдать, например, схемы диверсификации источников снабжения. Говоря о том, что чрезмерная зависимость поставок из одной страны невозможна, поскольку это может нанести ущерб "энергетической безопасности" в том случае, если поставки будут прерваны. Некоторые страны устанавливают определенную максимальную долю зависимости. И создают искусственные препятствия для зарубежных поставщиков и энергоносителей или дают неоправданные преимущества собственным энергетическим компаниям, с собственными проектами. Здесь поставлена промежуточная точка. Я говорю промежуточная, поскольку, опять же, мы не знаем, будет ли апелляция или нет. Это важно для всей энергетической торговли в мире на самом деле, ну, и, конечно, для нас.

- В конце прошлого года ЕС выдвинул требование к РФ о компенсации на 1,4 млрд евро за те ограничения, которые мы вводили на поставку их свинины. Мы, в свою очередь, сказали, что все требования панели выполнили и даже обещали созвать панель арбитров ВТО, чтобы те оценили, как мы выполнили решение панели. Чем эта история закончилась?

- ЕС действительно заявили в ВТО о своем праве на введение этих мер.

Мы в свою очередь имеем право по процедурам ВТО на две вещи: обсуждать объем этих мер и обсуждать в третейской группе вопрос о том, что именно мы не выполнили. Мы исходим сейчас из того, что все решения панели арбитров выполнили.

Сейчас эта дискуссия между нами и ЕС продолжается, она еще не закончена, этот вопрос пока не урегулирован.

- Еще один спор у нас с ЕС идет по их пошлинам на наш холоднокатаный прокат. Мы в прошлом году тоже подавали иск, уже полтора года прошло, в какой стадии сейчас этот спор?

- Мы готовим обращение о формировании третейской группы по этому спору. Как только оно будет готово, мы его направим в Женеву. Планируем до конца года это сделать.

- Давайте перейдем к теме с США. 29 июня 2018 года Россия подала первый иск в ВТО к США, в отношении ограничений на сталь и алюминий. Как продвигается этот спор?

- Мы еще не провели с США предусмотренные правилами ВТО консультации. Но, честно говоря, никаких завышенных ожиданий от этой формальной стадии разбирательства у меня нет. Скорее всего, спор будет продолжен.

- То есть это означает подачу заявления на созыв панели арбитров?

- Да. В деле в рамках ВТО если сказал "А", говори "Б".

- В июле мы уже повысили импортные пошлины на ряд американских товаров. Почему компенсирующие тарифы были введены на сумму лишь $88 млн, а не всей суммы ущерба, которую мы насчитали - $538 млн?

- Это компенсирующие меры, которые вводятся в рамках механизма соглашения ВТО по защитным мерам. Это соглашение очень жестко регламентирует правила и процедуры введения таких компенсирующих мер. Они должны быть основаны на объеме ущерба. Но страны не могут компенсировать сразу 100% этого ущерба. Американские пошлины должны быть условно разбиты на две группы, Первая - в отношении тех товарных позиций, по которым в Соединенных Штатах в последние годы не наблюдался абсолютных рост импорта. Соответственно, по этим товарам американские пошлины априори считаются не соответствующими соглашению ВТО по защитным мерам и могут быть "компенсированы" немедленно. И вторая - в отношении товаров, по которым наблюдался рост импорта в США, и, значит, их соответствие или несоответствие соглашению ВТО по защитным мерам еще предстоит установить. Ущерб, нанесенный второй группой американских пошлин, может быть компенсирован через три года или после соответствующего решения суда ВТО (в зависимости от того, что наступит раньше). Таким образом, на объем наших "компенсирующих" мер мы выходим чисто арифметически.

- А почему не стали повышать пошлины на легковые автомобили из США, заявлялось, что рассматривалась такая мера?

- На автомобили принято решение не вводить компенсирующие меры, потому что значительная часть автомобилей, которые ввозятся из США, это автомобили европейских марок, например, Mercedes Benz или японских. В США находятся их сборочные производства. И мы естественным образом не хотели наказывать третьи страны, потому что они в данном случае ни при чем.

- А разделить мы их не можем, это один товарный код получается?

- Да, это один товарный код. Но это не значит, что мы к этому вопросу не вернемся.

- США грозят России новой порцией санкций. Законопроект конгрессменов, администрация президента США уже озвучивали свои намерения. Вы как-то оценивали эти новые заявления и возможные новые меры на предмет соответствия нормам ВТО?

- Сейчас существует негласное понимание у многих стран, что так называемые политические санкции в ВТО на рассмотрение не выносятся.

Но из этого понимания наши украинские коллеги сделали исключение. Они полтора года назад подали иск к Российской Федерации в отношении мер, которые касаются транзита. Эти меры были приняты нами для обеспечения интересов собственной безопасности. И мы, и другие страны ВТО до сих пор относят подобные меры к "неприкосновенным". Украина же на это общее понимание не обратила внимание. За тем, что в итоге получится, какое решение будет принято арбитрами, с интересом наблюдает и весь остальной мир.

- А в какой стадии разбирательство по этому иску Украины к нам?

- В стадии завершения. Решение панели арбитров ожидается в декабре.

- Ее решение, по сути, будет прецедентным?

- Оно может быть прецедентным для интерпретации статей ВТО, которая касается национальной безопасности. И оно тогда будет прецедентным и для всех мер США. Ведь вводя ограничения по стали, по алюминию и по автомобилям, американцы ссылаются на интересы нацбезопасности.

По большому счету, панель должна принять решение в отношении того - а где граница между национальной безопасностью и протекционизмом, и вообще, имеет ли ВТО компетенцию принимать решения, которые касаются вопросов безопасности. Это очень важная вещь, которая может иметь разрушительные последствия вообще для функционирования многосторонних правил торговли в их нынешнем виде и стабильности всей мировой торговой системы. Именно поэтому до сих пор всеми правдами и неправдами в ВТО старались не доводить споры, затрагивающие вопросы безопасности, до стадии принятия решения арбитрами. Так что, нельзя исключать, что и сейчас никакого решения вообще не будет.

- Но, тем не менее, мы имеем право делать заявления внутри ВТО, что те или иные санкции, на наш взгляд, не соответствуют нормам организации? Пусть такие заявления и не несут правовых последствий, но могут рассматриваться как определенное давление. Вы новые возможные санкции изучали на предмет соответствия ВТО?

- Конечно. Но требуется не один день для того, чтобы разобраться - насколько это соответствует номам ВТО.

- Кстати, в ответ на иск Украины к России по транзиту, у нас был комплексный иск к Украине по их ограничениям на наши товары, услуги. В какой стадии рассмотрение этого иска?

- Мы как раз ждем, чем закончится транзитный спор. В зависимости от его итогов будут ясны перспективы нашего иска.

- То, что сейчас делают США с остальными странами, иначе как "торговыми войнами" не называют. С Китаем речь идет о таких масштабах торговой войны, что в первую очередь все взоры обращены на их спор. Как вы считаете, как это может отразиться на мировой торговле и, в частности, на российской торговле и на российской экономике?

- Наша точка зрения не отличается от точки зрения подавляющего большинства специалистов: эффект может быть абсолютно непредсказуемым.

США, как мне кажется, начали реализовывать принцип эффективной взаимности в торговой политике, который был характерен для международной торговли отдельных стран в 70-80 годы.

- Что это за принцип?

- Принцип заключался в том, что уступки должны быть эквивалентными. Они должны стоить примерно одинаково. В том случае, если уступку нельзя эффективно применить в том же секторе, то нужно добиваться аналогичной по стоимости уступки в другом. Или вообще воспользоваться опытом бывших соцстран в ГАТТ, у которых не было нормальных импортных тарифов, и которые платили за тарифные уступки развитых стран обязательством по увеличению импорта на определенный процент в год. Такой жесткий принцип увязки.

Позже ситуация существенно изменилась. После того, как США выжали максимум от протекционизма с точки зрения развития экономики, им потребовались свободные рынки и свободная торговля. И у ЕС примерно была такая же ситуация, поэтому все начали поддерживать концепцию глобализации.

Сегодня американцы снова сужают торговые отношения до, скажем, двусторонних, узких сегментов для размена. Это плохо для всех стран, которые участвуют в международной торговле, потому что это связано с большой степенью непредсказуемости. Может получиться глобальный передел рынков.

- И как можно повлиять на США?

- Не все так просто. Некоторые страны вынуждены вести с США двусторонний диалог о том, как урегулировать эту проблему в собственной торговле со Штатами. Чем все это закончится, мы не знаем. Но, однозначно, рано или поздно Америка вернется в систему глобальных отношений, и произойдет то, что уже происходило в 80-е годы, когда они начали из нее выходить, но потом вернулись.

Собственно, и сейчас США не отказываются от услуг ВТО, они ведь пытаются обосновать все свои меры нормами ВТО. Американцы не говорят о том, что "для нас ВТО не указ". Другое дело, что остальные с предложенными обоснованиями не согласны. С другой стороны, США предлагают реформу ВТО. Россия, наш министр, поддерживают эту идею. ВТО требует реформирования.

- И какие сейчас основные перемены в ВТО назрели?

- Есть ряд вопросов, требующих урегулирования. Например, вопрос статуса развивающихся стран, которые получают преференции. Сейчас к развивающимся странам относятся, например, такие страны как Южная Корея, Сингапур. По своей экономической мощи они давно превосходят многие страны, относящиеся к категории "развитых". Естественно, встает вопрос об обоснованности расширения или даже сохранения для таких стран льготных правил торговли.

Второй момент - это процедуры разрешения споров. Та система разрешения споров, которая сейчас есть - неэффективна. Пока идет спор, вся отрасль, о которой идет речь, может разрушиться, мера перестать быть актуальной, а спор все будет продолжаться. Это абсолютно неправильная ситуация, ее нужно исправлять. Нужно менять и подходы к интерпретации соглашений ВТО, потому что есть ряд системных проблем, связанных с тем, как работает панель арбитров - должны ли они иметь право изобретать новые правила, либо они должны работать строго в пределах имеющихся правил - тоже вопрос.

Система разрешения споров, с одной стороны, должна быть быстрее и эффективнее. С другой стороны, важно, чтобы решения арбитров были обязательны к исполнению. Важно, и чтобы арбитры, третейские группы не имели право "законодательной инициативы", то есть они не должны заходить слишком далеко в интерпретации правил.

- Сейчас многие опасаются того, что США блокируют назначение новых арбитров в апелляционный комитет, и в связи с этим в следующем году есть риск, что механизм разрешения споров совсем остановится?

- Все страны на эту ситуацию смотрят критически, и подавляющее большинство понимает, что без системы разрешения споров ВТО не будет иметь большого значения, это будет просто набор рекомендаций. Если нет полицейского, то велик соблазн нарушить закон. Думаю, если не получится убедить американских коллег в необходимости размораживания этой ситуации, то будет найдено альтернативное решение.

- РФ и Китай в июне подписали заявление о ТЭО соглашения о Евразийском партнерстве. Может поподробнее рассказать - что и когда мы собираемся создать?

- Мы сейчас готовимся к началу официальных переговоров. Думаю, они начнутся до конца года по мегасоглашению, которое будет касаться и услуг, и инвестиций, и многих других видов хозяйственной деятельности. Это будет касаться очень многих вещей, за исключением тех сфер, которые входят в непосредственную компетенцию ЕАЭС.

- То есть по товарам переговоров не будет?

- Товаров там не будет в той части, которая входит в сферу ведения ЕАЭС. Но вопросы, связанные с интеллектуальной собственностью, электронной торговлей, мы естественным образом хотим обсуждать с китайскими коллегами в координации с ЕАЭС. Речь идет о том, чтобы сформировать широкое экономическое партнерство.

- Между Россией и Китаем?

- Сначала между Россией и Китаем, а затем в более широких рамках, где осуществлялось бы свободное передвижение ряда факторов производства. Допустим, инвестиции - это капитал, услуги - это частично, услуги сами по себе, но частично и рабочая сила.

- И что ограничений на предоставление услуг не будет?

- Изъятия, конечно, будут. Очевидно, например, что мы не можем сделать бесконтрольным участие иностранных финансовых институтов в нашей банковской системе. И совершенно понятно, почему. Это означает, что там просто сохранятся определенные ограничения.

- И как долго обычно переговоры по таким мегасоглашениям идут?

- Не скажу точно, потому что мы таких переговоров никогда не вели. Ясно, что это не один год.