Дмитрий Рогозин: не представляю, как с Россией можно разговаривать с позиции силы

Вице-премьер РФ рассказал о госпрограмме вооружения, о бронетанковом холдинге "Ростеха" и об испытаниях новых автоматов

Москва. 2 марта. INTERFAX.RU - Вице-премьер РФ, председатель коллегии Военно-промышленной комиссии Дмитрий Рогозин рассказал обозревателям "Интерфакса" Вячеславу Терехову и Павлу Коряшкину о госпрограмме вооружения, бронетанковом холдинге "Ростеха", испытании новых автоматов и ответил на вопрос, готовы ли заводы строить авианосцы.

- Дмитрий Олегович, когда будет окончательно согласована и утверждена госпрограмма вооружения до 2025 года?

- Программа должна быть сформирована к 1 июля и окончательно утверждена в конце 2017 года. С 1 января 2018 года должна начаться ее реализация.

- Будем строить новый авианосец для ВМФ?

- Это вопрос не к оборонно-промышленному комплексу. Мы можем построить все, компетенции для этого у нас есть. Если будет принято решение о необходимости оснастить наш ВМФ авианосцем, оно будет реализовано.

У нас есть понимание, как это сделать. Есть авиационная техника, которой можно оснастить корабль, ударное вооружение. С технической и производственной точек зрения все это реализуемо, сомнений нет.

Предварительный проект, технический эскиз есть.

- Предполагает ли новая программа строительство тяжелых ракетных крейсеров или будем модернизировать старые?

- Они не старые. Это абсолютно приспособленная к боевым действиям техника.

Мы не считаем зазорным использовать боевые платформы, которые были созданы в прошлом. Эти крейсеры подлежат глубокой модернизации. Они могут прослужить долгую службу в течение очень многих лет. На них может быть установлено новое ударное вооружение, новейшие вертолеты. У нас есть прекрасные вертолеты – тот же Ка-52К с соосной системой винтов, она позволяет выдерживать любые ветровые нагрузки.

Некоторые эксперты из "диванных войск" ошибочно думают, что самое главное – носитель. А на самом деле значение имеет то, чем крейсер вооружен. Тяжелые крейсеры советских проектов имеют только один недостаток – они заметны. На них не применялись современные технологии стелс. США используют некоторые свои самолеты десятилетиями – выгребают начинку и ставят все новое. Все это летает и служит. И это нормальный рачительный подход.

- Дмитрий Олегович, "Ростеху" переданы серьезные оборонные активы – "Уралвагонзавод", военный дивизион "КТЗ". Зачем?

- Первая задача – создание бронетанкового холдинга. Знаете, военные стран НАТО иногда шутливо называют свои бронетанковые части "heavy metal forces", если использовать их лексикон, мы планируем создать "heavy metal" холдинг. Вхождение "УВЗ" в периметр "Ростеха" объединит производство боевых платформ и боевых башенных модулей. Это решит массу проблем - от инженерно-конструкторских до финансовых. Делать это в рамках одной организации дешевле и проще.

Вторая задача – улучшить сложное финансовое положение "УВЗ".

Что касается гособоронзаказа "УВЗ", с этим никаких проблем нет, все развивалось, а гражданское производство у них из-за кризиса просело. Расчеты прежнего менеджмента на массовую закупку вагонов не оправдались. На "УВЗ" начали возникать проблемы, в том числе, социального характера – неполный рабочий день, неполная рабочая неделя.

У "Ростеха", который оперирует большими финансами, возможность поддержать "УВЗ" есть. Наши экономические прогнозы показывают, что за счет такого рода кооперации "УВЗ" уже в течение 2017 года может здорово поправить свое финансовое положение. Надо немного поддержать. Но не кредитами, которые надо выплачивать с большими процентами. Нужны внутренние средства, а они могут быть добыты внутри "Ростеха".

Мы рассчитываем, что облик этого холдинга будет окончательно сформирован за счет интеграции туда и "Курганмашзавода", который производит БМП, других оборонных заводов "КТЗ". Логично все это связать, добавить "свежую кровь" – конструкторскую и управленческую. Сейчас начались корпоративные процедуры. Появится новый генеральный директор, он сформирует собственную команду.

На первом этапе идет интеграция в "Ростех". На следующем этапе мы ждем от генерального директора "УВЗ" плана создания большого холдинга: как будет построена работа, какие экономические стимулы будут применяться новым управленческим звеном. Все это будет заслушано на заседании коллегии Военно-промышленной комиссии, и одобрено или, наоборот, отклонено.

- Как вы оцениваете ход перевооружения армии и флота?

- Качественный перелом достигнут. Есть виды и рода Вооруженных сил, которые мы перевооружаем в первую очередь. Например, в стратегических ядерных силах перевооружение должно составить 100%.

Гордость и любовь наших военных - уникальная стратегическая ракета "Воевода", на Западе ее кличут "Сатаной", и есть за что. Это очень мощная ракета, несущая огромный ядерный потенциал возмездия. Эта ракета оказалась чрезвычайно удачной с точки зрения ресурса. Нам удалось полностью обеспечить продление сроков ее эксплуатации. Раньше по этой ракете мы зависели от Украины. Теперь все полностью обеспечивается российскими предприятиями.

Скоро на вооружение начнет поступать новая межконтинентальная баллистическая ракета "Сармат" с совершенными средствами преодоления нынешней и перспективной систем противоракетной обороны. С "Сарматом" мы вписываемся и в план по замене наших уникальных ракет "Воевода", и в договор с американцами по сокращению стратегических наступательных вооружений по количеству блоков и носителей.

Второй вид ракет, которые обеспечивают стратегическое сдерживание, - твердотопливные. Это разработки Московского института теплотехники и Героя Труда России, генерального конструктора Юрия Семеновича Соломонова. Это ракеты шахтного и мобильного базирования – "Тополя", "Ярсы". Это ракета морского базирования – "Булава", которой оснащены атомные подводные лодки четвертого поколения проекта "Борей".

Поступающие на вооружение межконтинентальные ракеты и перспективные, о которых мы пока не говорим, они будут созданы в рамках новой программы вооружения, позволят обновить стратегический ядерный потенциал России на 100%. Это святая святых. Здесь мы рисковать не можем. Это гарантия нашей безопасности, нашего суверенитета.

- Как идет работа над Ту-160М2?

- Если говорить о ВКС, проводится огромная работа по восстановлению парка стратегических бомбардировщиков – Ту-160, Ту-95.

Для меня это личная история. У меня есть фотография летящего над Москвой Ту-160 и фотокопия документа о сдаче его двигателя второго этапа – НК-32, председатель комиссии - Рогозин Олег Константинович, мой отец. В 1987 году он принимал новый двигатель как руководитель комиссии.

Мы восстановили производство этих двигателей, делаем новую серию. НК-32 - уникальный двигатель. Мы используем новые конструкторские и инженерные решения. Проектная основа этого двигателя опередила свое время, он будет использоваться и в будущем.

Самолет мы перевооружим и с точки зрения современного ракетного вооружения, и с точки зрения силовой установки, автоматизированных систем управления, связи. Это узнаваемый облик самолета с глубокой модернизацией.

Мы идем дальше. Будем создавать и перспективные авиационные комплексы, в том числе, для стратегических ядерных сил. Мы двигаемся. Это не только в планах, но и в практической работе. Совещания в коллегии ВПК постепенно трансформируются в начало опытно-конструкторских работ и производство.

- Как идет разработка новой системы ПВО С-500?

- Сперва С-400, теперь С-400 с новой ракетой, потом С-500. Это планы нашей работы, которые реализуются. Это средства защиты наших городов от нападения. От предыдущих систем ПВО С-500 будет отличаться дальностью действия и эффективностью поражения любых аэродинамических и баллистических целей.

- Как вам недавнее заявление министра обороны США о планах говорить с Россией с позиции силы?

- Оно меня удивило. Я хорошо знаю Джеймса Мэттиса, бывал у него в гостях в Норфолке, когда работал постпредом России при НАТО. Он живой, интересный, общительный человек.

Наверное, за время, когда он не служил в Пентагоне, он немного отстал, не в курсе серьезнейшего научно-технического и производственного прогресса ВПК России. Может быть, он живет какими-то иллюзиями о "старых ржавых российских ракетах". Когда он разберется, такие заявления вряд ли будут возможны.

Если говорить о материально-техническом обеспечении безопасности и обороны страны, ответственно заявляю, что я не представляю, как с Россией можно разговаривать с позиции силы. У нас у самих есть сила. Мы восстановили эту силу, мощь страны. С нами надо договариваться.

Россия сегодня единственная страна в мире, которая может сдержать любого агрессора – самого до зубов вооруженного лидера западного мира вместе с его окружением. Сдержать в любой точке мира. Это уже факт.

- Что промышленность готова предложить Сухопутным войскам, Силам специальных операций?

- Мы понимаем, что реальные военные конфликты - это локальные конфликты.

У нас компактная армия. У нас должны быть в постоянной готовности силы, владеющие уникальным вооружением. Эти силы должны обладать высочайшей мобильностью, высокоточным оружием. Нужна авиация, которая скрытно перебросит их в любую точку. Чтобы у наших военных были средства обнаружения противника, подавления его средств агрессии.

Я говорю и о робототехнических комплексах. Задача – вывести нашего человека из сектора поражения на безопасное расстояние, но так, чтобы он сам видел врага и был способен его поразить. Наша цель – превратить военнослужащего в оператора робототехнической системы, способной выполнять любые боевые задачи.

- Вы имеете в виду робота "Соратник"?

- У нас много таких разработок. "Нерехта", например.

Мой отец возглавлял управление перспективных исследований Минобороны СССР, был первым замначальника вооружения. Он предвидел, что войны будут выигрывать "очкарики", сидя у экрана и управляя робототехническими системами.

Недавно я был на подмосковном полигоне ЦНИИТОЧМАШ и в Нижнем Тагиле на полигоне "Уралвагонзавода". Мне показали результат работы нашего Центра робототехники, который создан на заводе имени Дегтярева в Коврове. Условный "очкарик" сидит и пальцем на сенсорном экране управляет целями, которые должны быть поражены и определяет порядок уничтожения этих целей. Робот в засаде просыпается, идентифицирует цель, если он понимает, что это противник, дает указание, выдвигаются роботы-киллеры, которые превращают колонну противника в щепы. При этом сам оператор находится на таком расстоянии, что никакие средства поражения противника не могут его не только достать, но и понять, откуда все это управляется. Защищенные каналы связи, их не перехватить.

Это научно-технический прогресс, развитие робототехнических систем. Но есть и определенные риски. Не зря они поражали умы художественных творцов, которые создавали всевозможные фильмы про "робокопов" и "терминаторов". Во всех этих фантазиях есть определенная правда. Машины становятся все более и более сложными, интеллектуальными. Человек ни в коем случае не должен передавать машине право на принятие окончательного решения. Над этим думают все наши генеральные конструкторы, все наши инженеры. Вопросы жизни и, не дай Бог, смерти, должны определяться человеком, исходя из высших целей защиты, обороны гражданского населения, страны, ее суверенитета. Иначе можно слишком увлечься.

Мы уже сегодня видим по телевидению кадры, на которых активно применяется робототехника, вооруженная автоматическим оружием. Прогресс будет двигаться именно в этом направлении – в максимальном развитии искусственного разума, робототехнических средств, в том числе, беспилотных. Война будущего будет очень технологичной, очень высокоточной и очень дистанционной.

- Когда завершатся испытания автоматов для боевой экипировки "Ратник"? Кто победит – АК-12 "Калашникова" или дегтяревский АЕК-971?

- Не будет такого – один победил, другой проиграл. Мы обязательно будем развивать обе конструкторские школы - и завода имени Дегтярева, и "Калашникова".

Автоматы будут доиспытаны и, возможно, уже в этом году будут приняты решения. Оружие испытывается годами, чтобы потом служить десятилетия.

Автоматы разные. Более дешевый автомат станет, условно говоря, солдатским. Нужен простой, дешевый, эффективный автомат. В этом плане есть все шансы на то, что это будет АК-12. Но со всеми необходимыми "приправами" – планка Пикатинни, телескопический приклад, а главное – внутренняя конструкция, которая позволяет при автоматической стрельбе "не задирать нос".

На АК-12 военнослужащий в соответствии со своими предпочтениями, индивидуальными особенностями телосложения, спецификой задач сможет использовать ночную, дневную, тепловизионную оптику, лазерный дальномер. Кто-то левша – этот автомат можно взводить левой рукой. Это крайне важные с эргономической точки зрения вопросы. И они будут реализованы на АК-12.

АЕК-971 – более сложный автомат, с большим количеством функций, он более высокоточный, могут применяться разные патроны. Он тоже может пригодиться – не обычным армейским подразделениям, а силам специального назначения, Национальной гвардии, пограничникам.

У нас есть разные формирования, решающие самые разные задачи. Чем больше оружия, чем больше разнообразия в применении различных полезных насадок и обвесов, тем лучше.

Простите за вульгаризм, но оружие тоже может быть эконом- и бизнес-класса. Для спецподразделений, для офицерских подразделений – "Альфы", "Вымпела", – конечно, оружие должно быть более высокого уровня, чем обычный солдатский автомат.

- Есть какие-то интересные разработки в сфере боеприпасов для стрелкового оружия?

- Интересных разработок много. Например, мы впервые создали и уже начинаем производить боеприпас для стрелкового оружия, который зажигает дизель. Ни один стрелковый боеприпас в мире на это не был способен.

Наш военнослужащий из простого автоматического оружия сможет остановить транспортное средство противника, которое работает на дизельном топливе. Это успех и революция в этом деле.

Мы работаем над новыми порохами, с большей энергетикой, ровно горящими. Они будут создавать максимальный импульс в стволе для повышения энергетики выстрела. Это задача, которая будет поставлена перед холдингом, о котором сейчас задумался "Ростех", холдингом спецхимии.

- Вы в целом довольны тем, как строятся отношения оборонных предприятий с Минобороны?

- В 2012 году, когда я пришел работать в этот кабинет, у нас эти отношения между заказчиком и промышленностью характеризовались постоянными ценовыми войнами. Дело доходило до того, что приходилось вмешиваться президенту, скажем, в вопросы ценообразования при строительстве атомного подводного флота.

Потом проблему в целом удалось урегулировать – была найдена формула цены, приняты законы, изменено законодательства в сфере ценообразования, распределены зоны ответственности, роли тех или иных структур.

Например, Минпромторг знает промышленность, он должен понять, как формируется цена, определить совместно с предприятиями себестоимость продукции. Кто-то должен выступать в роли аудитора этой цены, проводить независимый аудит. Сейчас этим занимается ФАС. Если все равно нет согласия по цене, есть последняя инстанция – коллегия Военно-промышленной комиссии. Она уполномочена президентом выступать в качестве финального арбитра.

Через создание нормативной базы, вовлечение ответственных людей в большое ответственное дело, когда каждый понимает свою роль и пользуется уже установленными формулами ценообразования, удалось минимизировать субъективные факторы и выйти на рутинный в хорошем смысле процесс.

Мы ввели, в том числе законодательно, разные цены. Как можно через фиксированную цену подписывать контракт на создание совершенно новой атомной подводной лодки? Вы ведь не знаете, сколько месяцев или дней, часов, минут потребуется генеральному конструктору, чтобы сформировать технический облик этого совершенно нового продукта, сколько потребуется инвестиций в создание новых технологий, нового конструктивного материала, сколько времени уйдет на закупку необходимого оборудования, чтобы запустить всю технологическую цепочку.

Фиксированная цена хороша тогда, когда продукт существует в свободном доступе. Но когда речь идет о чем-то совершенно новом, или, наоборот, на ремонт ставится сложная система вооружения, и до конца непонятно, что в ней требует замены или замены с модернизацией, то это или ориентировочная цена, или цена, которая устанавливается по итогам работы.

Наш оборонно-промышленный комплекс – это не магазин, в который зашел и сказал: подайте с верхней полки, спросил: почему товар запылился, почему коробочка без тесемочки.

Например, у Пентагона нет никаких ограничений, он работает без давления санкций, американцы сами эти санкции инициируют против нас. У них этот в кавычках "магазин" существует в лице огромного военно-промышленного комплекса США, который работает без ограничений в поставках комплектующих, в том числе со всего мира.

Для того, чтобы нам удовлетворить интересы российских заказчиков, промышленности требуется более сложная работа. У нас целая программа импортозамещения того, что мы не можем ввезти в нашу страну, программа локализации производства, есть и мощный социальный аспект – надо дать нашим людям работу. Надо привить культуру современного производства, платить достойную зарплату, чтобы через этот материальный стимул притянуть как магнитом наилучших специалистов в стране и из-за рубежа, например, с Украины, где они сейчас никому не нужны.

Это очень сложное, высокотехнологичное производство высокотехнологичной продукции. Подчеркну, само производство должно быть высокотехнологичным. На станках 20 века сделать что-то новое можно, но это будет крайне затратная штучная работа, которая будет стоить столько денег, что в стране их просто физически не хватит.

Именно по этой причине государственная программа вооружения сопровождается параллельными программами перевооружения промышленности. Тщательным образом Минпромторг, Роскосмос и Росатом разрабатывают и представляют в коллегию ВПК свои предложения, что им надо перевооружить, какие заводы надо построить заново.

Недавно мы показывали премьер-министру, а до этого президенту, два наших новых завода "Концерна ВКО "Алмаз-Антей" в Нижнем Новгороде и Кирове. Там все новое, включая культуру производства.

- Оборудование на этих заводах полностью российское?

- Хотелось бы, чтобы это было именно так. К сожалению, станкостроение в 90-е годы было разрушено в первую очередь. И теперь отрасль приходится восстанавливать из руин.

Когда мы стали закупать станки для перевооружения предприятий, мы понимали, что наш размах обязательно насторожит супостата, и он найдет повод для введения санкций. Он и нашел - крымский повод.

Если бы мы просто закупали все станки массово за рубежом, мы бы на десятилетия попали в кабалу – станки требуют обслуживания, ремонта и модернизации. Поэтому мы начали составлять офсетные соглашения с экспортерами оборудования: хотите нам продать 50 станков, окей, но, начиная с десятого станка, они должны собираться, а с тридцатого - производиться у нас. Сперва что-то простейшее с 5% процентами локализации, потом с 10%, потом 20, 25, 50, потом локализация должна составить 100%.

Заинтересованность производителей станочного оборудования в поставках в Россию, несмотря на санкции, привела к тому, что за счет этого офсета нам удалось начать восстановление станочного производства.

Мы ожидаем, что весной председатель правительства посетит в Ульяновске соответствующее производство, и там подробно обсудим вопросы восстановления отрасли.

Этот процесс идет. Не скажу, что все получается по мановению волшебной палочки. Но за счет привлечения частного капитала расходы государства удалось сократить.

В сфере производства станков в России очень много частников. Это предприятия в Ульяновске, отличное производство станков в Коврове, многое делается в Туле. Люди из бизнеса вошли в Совет ВПК по государственно-частному партнерству. Они вовлечены в общее дело, они знают о наших потребностях, они рассчитывают на длинный заказ, их устраивают нормы рентабельности. Мы обговариваем правила игры, и пошло-поехало, налицо успех.

В целом я горжусь тем, что руководство страны пригласило меня и нашу команду участвовать в деле новой индустриализации России, применять свои знания, опыт и энергию к тому, от чего на долгие десятилетия будет зависеть безопасность и экономическое процветание Родины.