Про хлеб и жвачку
Новый фильм Павла Лунгина, "инспирированный" музыкальным произведением митрополита Илариона (Алфеева), выходит в широкий прокат. Уже на Пасху его покажут по телевизору
Москва. 27 марта. INTERFAX.RU – Знаменитый дирижер просыпается от характерного пиликанья факса, информация с полученного листка непередаваемой мимической бурей отражается на лице Владислава Петрова (Владас Багдонас). Бросивший курить, он за пару часов наполняет окурками пепельницу, с утра хлещет виски, пропускает начало репетиции и забывает о включенном на кухне кране. Пока дирижер предоставлен себе и своим мыслям, камера перемещается в зал, где занятые в оркестре артисты переживают свои не меньшие по масштабам и загадочности драмы. Где-то тут клочится и препирается истерично настроенный тенор, подозревающий всякие неприятные для него перемены, шепчутся и сплетничают скрипки с альтами, супружеская пара солистов, как будто нарочно "запертых" одной партитурой, разыгрывает нелепую трагикомедию про любвеобильного мужа и его нелюбимую жену. Артисты готовятся к гастрольному выезду в Иерусалим.
Поездка, конечно, состоится, для всех готовится свое испытание, все герои, само собой, преодолеют заявленную полосу препятствий с разнокалиберным достоинством.
Авторская же подача буквально рассыпается, как только творческая группа оказывается на Святой земле. Дирижеру не спится, проехав древний город насквозь, он оказывается в мрачном "хиппи-кибуце", который, как предполагается, зритель должен легко узнать, "гетто-подполье", если следовать стереотипам перерождающейся в наши дни урбанистики, имеется в каждом городе, и Иерусалим не является исключением. В этой декоративной дыре сидят карикатурно ряженые молодые израильтяне, которые должны олицетворять арт-тусовку бездельников и попрошаек, в которой и провел последние десять лет своей блудной жизни сын главного героя. Теперь же эта двуязыкая коммуна в короткой полуосвещенной мизансцене кликушествует и воет то на иврите, то на русском, набрасывается на отца, требует с него деньги на похороны покончившего с собой сына Саши, попутно "впаривая" ему вещь, якобы Сашей нарисованную. Покойный Саша написал ни больше ни меньше, а " Мертвого Христа в гробу", ту самую, овеянную многочисленными легендами картину Ганса Гольбейна младшего, которой так засматривался Достоевский. Примерно на этом моменте терпение всерьез воспринимать возведенную в небывалую степень трагичность и вневременное величие происходящего пропадает.
Дальнейшую сюжетную драму разламывают по очереди исключительно актерские силы: человек-глыба Владас Багдонас - дирижер, Карэн Бадалов – тот самый солист-муж и Инга Стрелкова-Оболдина – та самая солистка-жена, Дарья Мороз благообразно улыбается, как и полагается по роли одинокой паломницы с детьми.
Режиссерское, авторское, художественное в "Дирижере" как-то очень уж увлеченно и безоглядно кренится в сторону неглубоких морей скорби и слез творений Иньярриту и последнего Мудиссона. То есть, поймать за руку тут никто никого не собирается, но отчего-то заявленная всем своим "антуражным" видом духовность в душных рамках иерусалимской натуры куда-то улетучивается, просто испаряется. Древнего города как будто у Лунгина просто нет, и людей этих нет, и существовать их проблемы никогда не могли, и покаянные письма такие и не пишет никто, их обычно в уме сочиняют, с метафорами про хлеб и жвачку, а пишут похожие, но другие, а все, что есть в таких "гастрольно-паломнических" поездках – обман, гадость и террористическая угроза. А отчего дирижерская палочка так лихо смешала хороший воздух с плохим, понять очень сложно, может партитуру не ту подсунули.
Обозреватель Полина Грибовская