Лучшей гарантией для России было бы отсутствие ПРО США
Постпред РФ при НАТО Дмитрий Рогозин рассказал "Интерфаксу" о сложностях диалога по ПРО – можно ли оценивать ситуацию как тупиковую
Москва. 1 июля. INTERFAX.RU - В начале следующей недели в Сочи пройдет заседание Совета Россия-НАТО. В преддверии этой встречи постпред РФ при альянсе Дмитрий Рогозин рассказал корреспонденту "Интерфакса" в Брюсселе Виктору Онучко об основных темах предстоящего заседания, наиболее острых вопросах в отношениях России и НАТО, а также о перспективах сотрудничества по ПРО
- Дмитрий Олегович, как Вы оцениваете ситуацию в диалоге по ПРО после заседания Совета Россия-НАТО (СРН) в Брюсселе на уровне министров обороны – как тупиковую или все же есть еще поле для маневра, и, если да, то на чьей стороне мяч?
- "Благодаря" действиям американской стороны, мы зашли в тупик, потому что лучшей гарантией безопасности для России в рамках проекта ПРО было бы полное отсутствие этого проекта. Но добиться этого, конечно, мы не можем, потому что сейчас противоракетная оборона – это некое заклинание, которое ритмично произносится всеми американскими политиками и дипломатами, вне зависимости от их партийной принадлежности и статуса в иерархии власти США. Для них это как марксизм-ленинизм советских коммунистов сталинской эпохи. Отступать от этого они не могут и не собираются, и российским переговорщикам надо иметь в виду, что сдвинуть их с этой точки будет практически невозможно.
Другой момент. Совершенно очевидно, что, если первая и вторая фазы данного проекта создания европейского сегмента противоракетной обороны США напрямую не затрагивают наши стратегические интересы, то 3 и 4 фазы реально угрожают значительной части наших стратегических ядерных сил, прежде всего, за счет развития технологий, которые будут применены для создания противоракетного оружия США. Радиус и высота действия, дальнобойность, скорость противоракетных средств обеспечат им способность поражать не какие-то воображаемые на сегодняшний день ракеты малой и средней дальности, которые, теоретически, могли бы лететь в сторону Европы с южного направления, допустим, с Ближневосточного региона. На самом деле, создаваемая система вполне ориентирована на перехват межконтинентальных баллистических ракет. А такие ракеты в Европе есть только у нескольких стран. Это, прежде всего, Российская Федерация, обладающая многотысячным термоядерным потенциалом. Основная масса этих ракет является МБР наземного базирования. Также таким потенциалом, но в меньших масштабах, обладают Франция и Великобритания. Однако обе эти страны являются участницами НАТО. Очевидно, что натовская ПРО не может быть направлена против союзников по НАТО. Значит, эта ПРО будет ориентирована на попытку обнулить российский стратегической потенциал.
Мы неоднократно обращали внимание американцев, которые настолько же сведущи в развитии ракетных технологий, как и мы, что попытки создать оружие против межконтинентальных ракет – это явно антироссийский фокус, потому что все называемые ими нам на ушко в разных рабочих группах страны Ближнего Востока, которые пытаются обзавестись ракетными технологиями, даже теоретически не могут создать межконтинентальную баллистическую ракету. Для такого уровня технологии необходимы сложнейшие испытания, при которых ракета запускается из одной точки в другую. А поскольку она межконтинентальная, то расстояние полета между точками "А" и "В" должно соответствовать дистанции перелета через океан. Межконтинентальные баллистические ракеты могут создать либо государства, обладающие значительными территориями, необходимыми для испытательных пусков таких ракет, либо государства, расположенные в атлантической зоне, то есть, бывшие колониальные владения, которые могли бы быть приспособлены для создания соответствующих ракетных полигонов. Итак, ракетным оружием межконтинентального предназначения могут обладать такие страны, как Китай, Российская Федерация, Соединенные Штаты Америки, Канада, Австралия, Аргентина, Бразилия. Но ни одна страна на Ближнем Востоке со своей ограниченной территорией испытать такого рода ракеты не сможет никогда. Поэтому попытка размещать ПРО стратегического назначения, приспособленную для перехвата межконтинентальных ракет в Европе, бессмысленна, с точки зрения борьбы с так называемыми иранскими угрозами, но зато она вполне годится для того, чтобы попытаться наложить лапу на российский стратегический ядерный потенциал. Правда здесь очень проста.
Хочу сразу сказать, что российские переговорщики готовы вести сложные длительные консультации, искать компромиссы. Естественно, компромиссы находятся всегда где-то на уровне баланса национальных интересов. Понятно, что мы должны и готовы изучать не только добродетели наших партнеров, но и те фобии, которыми они страдают, по-своему ощущая свою безопасность. Все это мы готовы учесть в диалоге и с НАТО, и с Соединенными Штатами Америки. Но чем точно не будут заниматься российские переговорщики – они не будут заниматься тем, что может создать у них самих впечатление, что их принимают за дураков на том уровне похлопывания по плечу, который мы сейчас имеем в консультациях по противоракетной обороне, при тех аргументах и доводах, что, мол, ничто не может ограничивать создание противоракетной системы США в Европе, а у Российской Федерации должно появиться доверие к этой системе в процессе нашего согласия на сотрудничество в каких-то локальных вопросах, например, в создании совместных информационных систем. Кстати, тоже не факт, что это принесет нам какую-то большую пользу, потому что Российская Федерация в свое время унаследовала от Советского Союза систему предупреждения о ракетном нападении - СПРН, которая была отшлифована до высшего уровня мастерства, и поэтому мы сегодня видим вокруг нашей страны намного лучше, чем видят НАТО и американские системы. У нас, может быть, есть определенный элемент зависти к американской космической группировке. Но, с точки зрения идентификации ракетных стартов против Российской Федерации, мы обладаем лучшими, чем у наших партнеров возможностями. Поэтому сотрудничество может интересовать нас только в том случае, если оно принесет нам что-то полезное. А если мы и так лучше видим, чем американцы в Европе, в том, что касается других регионов, окружающих континент, то плюс от такого сотрудничества вызывает у нас большие сомнения. А отказ США сотрудничать в области создания общих огневых систем поражения баллистических ракет для нас связан с вопросом: против кого тогда будет развернута предлагаемая ими система? У нас пока складывается впечатление, что создаваемая система ПРО США в Европе заточена против российского стратегического потенциала. Если бы американцы хотели нас разубедить, то вряд ли для этого годятся все те аргументы, которые они до сих пор использовали на переговорах. Я считаю, что необходим мощный импульс с самого верха политической власти США и с самого верха союзничества США в НАТО. Они должны дать нам, действительно, некое ощущение того, что вместе мы можем пройти точку невозврата в обретении некоего сотрудничества, при котором создаваемая система не может быть развернута против кого бы то ни было в рамках Совета Россия-НАТО. Что это будет за точка невозврата, как она будет технически прописана, какие будут у России меры проверки и доверия, меры перепроверки обязательств наших партнеров, это вопрос, который появится в повестке дня сразу после того, как мы получим такой политический импульс со стороны Вашингтона.
Я собираюсь сам лететь по поручению президента Российской Федерации в Соединенные Штаты. Это будет 21-22 июля в сопровождении руководителя российской межведомственной делегации на переговорах с США по ПРО, заместителя министра иностранных дел Сергея Рябкова, и я надеюсь, что в ходе нашего пребывания в Вашингтоне состоятся некие встречи, на которых мы поймем, каким может быть этот политический импульс. Пока же мы удручены состоянием этих консультаций. Они зашли в тупик, и, видит бог, не по вине российских переговорщиков.
- На заседании СРН в Сочи будет некая жесткая повестка дня или она может оказаться растяжимой, как это бывает на неформальных совещаниях?
- Совет Россия-НАТО – это достаточно гибкая структура, но, тем не менее, у него есть свои процедуры, свои правила, свои традиции. Некоторые из них оттачиваются как раз в ходе проведения вот таких необычных мероприятий, как выездное заседание на территорию страны, не являющуюся членом НАТО.
Что касается Сочи, там будет жесткая, достаточно увесистая повестка дня. Запланированы четыре вопроса посольского заседания, которое должно начаться в 10:00 и закончиться в 12:30. Это, во-первых, отношения в Совете Россия-НАТО после Лиссабонского саммита СРН. Для участия в этом вопросе в Сочи прибудет министр иностранных дел Сергей Лавров. Второй вопрос у нас связан с военными реформами в странах Совета Россия-НАТО. На него мы пригласили для участия в брифинге известного в НАТО российского переговорщика замминистра обороны Анатолия Антонова. Третий вопрос касается противоракетной обороны. Мы ожидаем услышать от наших партнеров о недавно принятом плане действий по ПРО НАТО. Он был одобрен 8-го июня в Брюсселе на встрече министров обороны стран НАТО. Нам важно понять, как в НАТО приступают к формированию архитектуры противоракетной обороны и насколько всерьез там относятся к вкладу России. Ответный брифинг будет посвящен планам развития в России воздушно-космической обороны. И мы также обсудим в качестве одной из тем повестки дня борьбу с терроризмом. Многие делегации хотели бы высказаться по этому вопросу. Можно также сказать, что эта тема в несколько измененном варианте появится в ходе презентации российских достижений в создании оборудования по борьбе с терроризмом на транспорте. В том числе там будет продемонстрировано оборудование тех наших компаний, которые работают по эгидой корпорации "Росатом". Это оборудование будет нашим вкладом в крупный проект "Стандекс", который мы осуществляем совместно с НАТО. Речь идет об анонимном дистанционном обнаружении взрывчатки на теле так называемых живых бомб. После трагических событий, которые были у нас в Домодедово в январе нынешнего года и более ранних взрывов в московском метро, понятно, что Россия, даже если бы не было никакого международного партнерства, все равно шла бы упорно, упрямо по пути создания такого рода средств обеспечения безопасности своих граждан. Но поскольку все же существует возможность обмена информацией и технологиями, то мы с удовольствием участвуем в проекте "Стандекс", и, наконец, у нас появится возможность продемонстрировать натовцам высокие технологии, которые разрабатываются российскими специализированными институтами.
Далее мы планируем представить натовцам результаты и планы по созданию инфраструктуры для зимней Олимпиады в Сочи. Для этого туда прибудет заместитель председателя правительства Российской Федерации Дмитрий Козак, который курирует все эти работы. Речь, разумеется, пойдет не об экскаваторах и котлованах, а, прежде всего, о том, как российская сторона планирует обеспечить высокий уровень личной и коллективной безопасности в ходе такого важнейшего международного массового спортивного мероприятия.
И также мы предполагаем, что состоится встреча с президентом России. Сначала индивидуально – краткая встреча генсека НАТО, а потом уже всех постпредов государств-членов альянса. Поэтому российский президент получит возможность высказать непосредственно, напрямую, глядя глаза в глаза, все, что он думает о том, как развивается наше сотрудничество после Лиссабона, какие есть перспективы, какие существуют сложные вопросы и как их можно было бы разрешить.
Российская сторона имеет свои интересы в проведении такого рода встречи. Именно поэтому президент Российской Федерации согласился принять натовских постпредов. Нам есть, что сказать натовской стороне по существу всех вопросов, которые входят в объем нашего сотрудничества. Вопросов не только согласных, но и гласных. У нас есть согласные и гласные вопросы. Согласные – это те, где мы понимаем, что интересы объективно совпадают. Это такие теперь уже, слава богу, рутинные темы, как транзит в Афганистан, борьба с международным терроризмом, в том числе в приложении к тому же Афганистану, создание совместных технологий, которые могли бы обеспечивать транспортные узлы и массовые мероприятия средствами борьбы с живыми бомбами и террористическим подпольем, и многие другие важные, успешно развивающиеся инициативы.
Но есть и острые темы – такие, как ПРО. И в Сочи, я предполагаю, будет жесткий откровенный разговор на эту тему. Причем, эти оценки будут высказаны уже не от имени российского постпреда, который работает внутри штаб-квартиры альянса со своими партнерами, а эти оценки будут даны от имени того человека, который определяет российскую внешнюю политику на данном этапе, поэтому надеюсь, что натовцы приедут на эту встречу с внимательными ушами и внимательными глазами.
- И все это будет в один день 4 июля?
- Да, все это приходится на один день 4 июля. И я еще не назвал различные выходы к прессе, а также мероприятия по линии женской программы. Поскольку мужья-постпреды будут заняты в основном дискуссиями на свои профессиональные темы, то, чтобы у натовских делегаций все же было впечатление о том, где они находятся, о традициях региона, по сложившейся протокольной практике, супруги постпредов выполнят свою программу, в которую входят посещения образовательных учреждений и центров культуры. Мы хотели бы показать Красную поляну, олимпийские объекты не на слайдах, а вживую. Будет у них и социальное мероприятие – они посетят студию детей-инвалидов. Это принято в Совете Россия-НАТО. Состоится и благотворительная акция в ходе их пребывания в Сочи.
И вечером того же дня борт натовской делегации отбудет обратно в Брюссель.
- Ранее Вы говорили, что натовцам следовало бы хорошо подготовиться к встрече в Сочи, имея в виду ее возможное значение для развития двусторонних отношений. Вы ожидаете, ну пусть не прорывов, но все же каких-нибудь подвижек в позиции натовской стороны?
- Ничто человеческое не чуждо даже таким сухарям, как российский постпред при НАТО, а надежда умирает последней. Хотя, конечно, насмотревшись на быт и образ жизни Совета Россия-НАТО, да и НАТО как организации, могу сказать, что инерция здесь куда как более мощное явление, чем некая свобода для креативных идей. Поэтому говорить, что можно ожидать какой-то там прорыв, и мы моментально, сразу после заседания Совета Россия-НАТО, выйдем и станем обнимать друга друга и салютовать в небо, знаменуя некую новую женитьбу России и НАТО, не приходится. Этого, конечно, не произойдет. Но, я полагаю, то, что произойдет точно - у абсолютного большинства моих коллег по штаб-квартире НАТО сложится более адекватное впечатление о позиции России по всем ключевым вопросам стратегической безопасности. Ну и, кроме того, вообще полезно не только бинокль из Брюсселя наводить в сторону России, но иногда и тела из штаб-квартиры НАТО перемещать, чтобы увидеть, как живут другие страны и народы и чтобы в дальнейшем смотреть на них, пусть через очки с биноклем, но уж точно не через оптический прицел. Мы оптические прицелы допускать в Черноморье не намерены. Это уже привело к трагическим событиям августа 2008 года. Надеемся на то, что Черное море станет морем сотрудничества, морем безопасности, и натовцы теперь должны посмотреть на эту уникальную красоту, это роскошное побережье и понять, что сюда надо приходить только с мячом, но не с мечом.
- Существует версия, что стратегия двух ПРО – это очередная, уже успешно применявшаяся в годы СССР, попытка навязать России новую гонку вооружений, которая при нынешнем состоянии российского военно-промышленного комплекса может оказаться провальной для российской стороны.
- Ну, я хоть оптимист и очень информированный, но все же не такой уж заядлый пессимист, как многие комментаторы состояния российского военно-промышленного комплекса. Проблемы, безусловно, существуют, они огромны. Причем, эти проблемы накапливались не только в 90-е годы, когда рушились горизонтальные отношения в экономике России и когда работали, в том числе, как мне кажется, и национал-предатели, просто уничтожавшие целые отрасли российской экономики под предлогом экономической неэффективности и под видом приватизации. Но проблемы накапливались еще и в советское время. Это было перепроизводство той военной техники, тех вооружений, которые годились уже, может быть, для прошлой войны, ни никак не для защиты отечества в будущих возможных войнах. И теперь отставание, конечно, есть на самых разных направлениях развития обороноспособности России. Но есть некоторые вещи, которыми Российская Федерация никогда не жертвовала, даже в самые страшные годы. У нас всегда оставались патриоты и фанатично преданные делу защиты отечества люди. Они делали все возможное, чтобы отставания как такового не было. И я могу сказать, что в рамках стратегических ядерных сил у нас нет никакого отставания. А это самая главная гарантия суверенитета Российской Федерации. Что касается воздушно-космической обороны, то в последние годы были предприняты серьезные усилия, в том числе финансовые, чтобы восстановить потенциал противоракетной обороны и заложить вполне реализуемые параметры государственной программы вооружений. По моим оценкам, если мы выйдем к 2015 году на принятие на вооружение системы С-500, а это будет наша первая зенитная система уже не противовоздушной, а противокосмической обороны, то, по сути дела, отставание мы преодолеем уже в ближайшие годы.
И, более того, иногда вторым номером на велогонке идти выгоднее, потому что первый рассекает собой встречный воздушный поток. Небольшое отставание за лидером бывает полезно, ибо лидер всегда рискует тем, что он тратит гораздо больше средств как людских, так и финансовых, на поиск оптимального варианта решения той или иной проблемы. Вторым быть выгоднее, потому что можно подсмотреть ошибки и, наоборот, увидеть наиболее перспективные направления. Мне кажется, что, если у нас есть один законодатель моды – Соединенные Штаты Америки со своей противоракетной обороной, то хвала их технологиям, но нам важно будет посмотреть, что у них удачно, а что нет и, не повторяя ошибок американского партнера, создавать высококлассную систему, способную обеспечить безопасность России, как в европейской ее части, так и на южном периметре и на Дальнем Востоке. По моей информации, у нас нет драматического положения. По крайней мере, на этом направлении.
- А еще одна версия заключается в том, что США и НАТО, отказываясь от совместной ПРО, просто не желают допускать Россию до своих технологий.
- Ну а кто захочет допускать кого-то до своих технологий? Вы это где-то видели? Даже женщина, когда она покупает какое-то редкое платье, никогда не скажет своей подруге, в каком магазине его приобрела. Это нормально. Вопрос только в том, что если вы хотите, чтобы вас допускали к отсутствующим у вас технологиям, вы сами должны иметь такие технологии, которыми партнер хотел бы с вами поменяться. То есть, вы должны иметь что-то, на что вы можете выменять ту технологию, в которой вы сами нуждаетесь. Вот и все.
Поэтому я вам скажу так: это неправда, что американцы не хотят получить некоторые наши технологии. Давно уже ставится вопрос о том, чтобы заключить соглашение по оборонным технологиям. С этим еще Роберт Гейтс, бывший министр обороны США, приезжал в марте этого года в Москву. Этот вопрос постоянно звучит со стороны американских переговорщиков в ходе всех наших контактов с ними, в том числе по проблематике ПРО. Интерес в США, мол, к этому есть, и у России тоже должен быть интерес к этому соглашению. Посмотрим. Если, действительно, в рамках этого соглашения получится так, что не только США приобретут знания о том, о чем они еще не до конца знают о наших технологических возможностях, но и мы тоже получим что-то уникальное, что крайне необходимо нам для укрепления нашей обороноспособности, тогда, видимо, целесообразность в подписании такого соглашения появится.
Но еще раз хочу обратить внимание на то, что Соединенные Штаты как единственная сейчас, по сути дела, великая всемирная военная держава серьезно интересуется российскими военными технологиями. А если они интересуются, при том, что, как я думаю, в начале 90-х годов они много чего узнали о нас интересного без больших усилий, значит, тем не менее, осталось что-то еще, чего они до конца не знают и что вызывает у них интерес. А это, как раз, говорит о неких позитивных изменениях в развитии нашего ОПК.
- Каким конкретно может быть наш вклад в совместную европейскую ПРО? Идет ли речь о Габалинской РЛС, С-400, допуске натовских военных в наши командные центры?
- Нет. Так не бывает, чтобы кто-то кого-то допускал к этой виртуальной красной кнопке, о которой так любят рассуждать некоторые СМИ. Это невозможно. Мы не будем ставить ни под какой контроль нашу систему стратегических ядерных сил и систему воздушно-космической обороны. Они будут всегда находиться под российским суверенным национальным контролем.
Однако не надо строить иллюзий по поводу того, что российский палец будет на какой-то там виртуальной красной кнопке НАТО или США. Такого не бывает. Сотрудничество должно осуществляться в совершенно других параметрах.
Каков может быть российский вклад? Ну, во-первых, надо понять, во что мы должны вкладывать. Является ли банк серьезным и надежным для наших вкладов? Или это просто очередная какая-нибудь финансовая пирамида, и наш вклад там и исчезнет? Здесь все зависит от американцев. Если они готовы сформулировать нам серьезные предложения и дать гарантии ненаправленности этой ПРО против наших интересов, то нам можно будет говорить о вкладах сторон. В том числе и о российском вкладе.
Что касается нашей воздушно-космической обороны, нашей российской ПРО, то мы ее будем делать вне зависимости от того, что собираются строить американцы и натовцы. Эти вопросы никак не связаны. Мы регулируем темпы обеспечения нашей обороноспособности и направления этой работы нашими собственными личными потребностями.
Другое дело, что наши эксперты говорят, что при сложении, скажем, информационных средств ВКО РФ и ПРО США мы можем добиться синергии, то есть умножения эффекта. Например, когда баллистическая цель третьей страны находится в поле зрения российских средств раннего предупреждения о ракетном нападении и воздушно-космических средств перехвата равно как и в поле зрения ПРО США, то вероятность перехвата не просто складывается, она умножается. И американцы об этом хорошо проинформированы. Именно поэтому они и пытаются добиться от нас согласия на проведение очередных учений по противоракетной обороне театра военных действий.
- Допустим, что, несмотря на все усилия дипломатии, все старания посла Рогозина и министра Лаврова, стороны останутся на своем и разъедутся на летние каникулы при прежних позициях. К этому надо будет относиться, как к очередному этапу работы или это станет расторжением брачного контракта?
- Нам надо самим научиться двум навыкам, которыми западноевропейская цивилизация давно овладела. Первое, и это наша главная проблема, заложенная, наверное, в национальном характере, в том числе в характере переговорщиков, – излишняя деликатность перед иностранцами. То, о чем еще Федор Михайлович Достоевский писал. А второе – излишняя нетерпеливость. Нам надо поменьше быть деликатными в вопросах, которые связаны со стратегической безопасностью России, и делать только то, что необходимо делать. Вообще главный принцип, которым должны руководствоваться все государственные деятели России, работающие как внутри страны, так и защищающие ее интересы вне, это принцип разумного национального эгоизма. Только так.
И, кроме того, терпение, терпение и еще раз терпение. У нас принято превращать в шутку небезызвестное "тысячу первое китайское предупреждение". Но это совсем не повод для шутки. Китайцы – мудрые люди, древнейшая цивилизация. Они будут делать вам хоть десять тысяч предупреждений, но это вовсе не означает, что они бездействуют в том, что касается блокирования ваших негативных шагов в отношении китайских интересов. И при этом они будут вас постоянно предупреждать. И в этом есть глубокий смысл, как надо вести себя с партнером. Так и мы: мы тоже предупреждаем наших партнеров. Мы пытаемся убедить их в нашей правоте. Мы не ждем быстрых результатов и немедленного озарения и прозрения у наших партнеров. Именно поэтому мы закладываем в нашу программу государственных вооружений все необходимое для создания военно-технического ответа на любые превратности судьбы. Мы к ним должны быть готовы. Но при этом мы будем очень терпеливы, добиваясь признания нашей правоты по той простой причине, что правда в данном случае на нашей стороне. Не мы инициаторы этой системы противоракетной обороны, и если она будет создана против наших интересов, то, простите, "против лома нет приема, окромя другого лома".
- Если Россия и НАТО так и не договорятся, Москва будет по-прежнему твердо стоять на изложенной Вами позиции, или все же некоторая гибкость и компромисс ради достижения договоренности возможны?
- Компромисс, это движение навстречу друг другу. Не может быть компромисса в ущерб российскому государственному суверенитету и российской безопасности. Это важно понимать. Кроме того, мы получатели, реципиенты предложения. Мы не экспортеры этого предложения. Поэтому первую скрипку все же должны сыграть американцы. Они придумали эту свою ПРО, они, соответственно, должны придумывать что-то, что должно снять озабоченности у партнеров.
И еще хочу подчеркнуть, что мы самым внимательным образом изучаем внутреннее состояние нашего партнера и объективную степень его гибкости. И мы не будем требовать от нашего партнера того, чего он сделать не может. Но то, что он может сделать, мы заставим его сделать, потому что, в конечном счете, если он этого не сделает, нам тоже придется сделать что-то, что ему не понравится.
Разумеется, наша позиция будет находиться в состоянии эволюции, исходя из нашего анализа возможностей партнера, а также развития обстановки в мире. Безусловно, мы не будем делать каменные физиономии на переговорах. Но мы все-таки настаиваем на том, что первый шаг должен сделать наш партнер, потому что именно он придумал эту заморочку, и он должен вести себя по-партнерски. Нельзя просто так ввалиться в чужую квартиру и сплясать там лезгинку.
- Но, все же, есть какие-то временные рамки этого матча? В какой момент должен прозвучать финальный свисток?
- Безусловно, есть определенные временные рамки, которые формируются нашими партнерами. А они действуют по принципу "А Васька слушает, да ест". Вне зависимости от того, как идут консультации по противоракетной обороне, наши американские партнеры действуют по тому плану, который они уже утвердили. Например, утвердили они план заключения с румынами соглашения о своей военной базе, где они будут размещать ракеты-перехватчики, и далее, вне зависимости от того, что там творится в российско-американских переговорах, они такое соглашение заключили. Единственное, чем они продемонстрировали свое партнерство, это тем, что замгоссекретаря Элен Таушер просто позвонила мне за полтора дня до своего приезда в Бухарест и еще раз сказала, что такого рода соглашение будет. Это не транспарентность. Как бы это назвать? Я еще не нашел такого слова как из числа русских терминов, так и иностранных заимствований, которое можно было бы применить для подобного рода американского подхода. Они решили, что у них крейсер "Монтерей" будет заходить в Черное море, и они это осуществляют, не взирая на то, что многие задаются вопросом, как может заходить туда крейсер с противоракетной системой "Иджис" на борту якобы для участия в учениях по борьбе с пиратством. Кого они вводят в заблуждение? Кому приятно себя дураком ощущать? Тем не менее, они поэтапно продолжают реализовывать то, что они уже решили, как бы объясняя партнерам: хотите присоединиться к нашим планам – присоединяйтесь. Не хотите – мы все равно эти планы реализуем.
Нас это не может устроить. Рамки возможных соглашений сформированы натовцами. Вот они приняли план действий по ПРО, в котором заложена определенная дорожная карта, как говорят дипломаты. До конца года они должны сформировать некий свой взгляд на будущую архитектуру противоракетной обороны. Если они сформируют это без нас, то понятно, что к концу года нам придется проектировать свою собственную архитектуру. Тогда будет два разных здания, и вряд ли между ними будет какой-то коридор или у них будет общий подъезд.
Есть, например, следующая ориентировочная дата: в середине мая будущего года в Чикаго состоится саммит НАТО. Будет ли одновременно проведен саммит Совета Россия-НАТО, это еще большой вопрос, который зависит исключительно лишь из желания натовцев договариваться с нами по противоракетной обороне. Просто прилетать в Америку и участвовать в их торжествах российский президент, кто бы им ни был в мае следующего года, не будет, это я могу вам твердо сказать. Глава российского государства не станет принимать участия в чужих праздниках. Либо это будет серьезная встреча, где мы сможем подвести итог совместной работы по ПРО и договориться, а, может, даже подписать что-то важное, либо вообще саммита Россия-НАТО не будет.
- Вы также заявляли ранее, что российская сторона, если не будет прогресса на переговорах по ПРО, может отказаться от диалога с натовцами и ограничиться лишь контактами с США. Такая позиция сохраняется до сих пор?
- Может наступить и другой момент, когда мы перестанем обсуждать это с американцами и будем обсуждать только с натовскими европейцами. Мы можем поступить и так, и так. А можем и вообще ни с кем ничего не обсуждать. Грубо говоря, если мы поймем, что развитие технологий некой системы, которая может создать угрозу нашим интересам, займет, например, пять лет, а нам продолжают пудрить мозги, тогда как до ее создания остаются, допустим, четыре года, и мы уже год потеряли, то это будет грубейшей ошибкой с нашей стороны на переговорах. Ведь вопрос наших переговорщиков не в том, чтобы создать единую противоракетную оборону, а в том, чтобы добиться ясности, что же все-таки будет строиться в Европе. Готова ли Европа отдать себя на заклание очередным империалистическим планам, или она все-таки сумеет преодолеть страшное наследие двадцатого века и воссоединиться в политическом отношении.
У нас тоже есть определенная программа. Для создания военно-технического ответа, нам необходимо время. Если мы поймем, что нам все же морочат голову, и мы вываливаемся из наших планов возможной подготовки ответа и можем опоздать с ним, то для нас это тот сценарий, который мы не должны допустить. Поэтому мы также будем исходить из того, что достижение компромисса возможно только к тому моменту, когда у нас остается еще время для нейтрализации негативных для нас последствий развертывания американской ПРО в Европе.
- Но ведь в начале июня прозвучало заявление генерального секретаря НАТО Андерса Фог Расмуссена о том, что стороны могут добиться договоренности к маю 2012 года до саммита альянса в Чикаго. Как это надо воспринимать?
- Как пропаганду, смысл которой состоит в том, чтобы спеть песню: "Все хорошо, прекрасная маркиза..." Это попытка снять то напряжение, которое, в общем-то, уже возникает у западных европейцев по поводу нежелания Соединенных Штатов идти на какие-бы то ни было компромиссы, и не только с русскими, но и в целом с Европой, которая становится объектом, а вовсе не субъектом политики. То есть, без допуска, например, крупных западноевропейских концернов к созданию технологий противоракетной обороны. Фактически, просто идет сборщик налогов, он собирает деньги с союзников, эти деньги идут на развитие военно-промышленного комплекса США. Потом производится некий продукт, и при нулевой воле европейцев этот продукт размещается на европейской земле, создавая новое огромное напряжение с Россией, фактически возвращая ситуацию во времена "холодной войны". Что, европейцам это нравится? Да нет, конечно. Поэтому такого рода заявления, и не только от Расмуссена, но и от других политиков, мы склонны рассматривать в качестве попытки затушевать реальное состояние дел на переговорах по ПРО.
- Сообщалось, что Совет по науке при Пентагоне в представленном Сенату США докладе вообще поставил под сомнение эффективность системы ПРО, разворачиваемой в Европе. Если это так, то как можно полагаться на ПРО США в случае достижения договоренности о разделе сфер ответственности?
- Если вы хотите получить мой ответ, то я вам скажу так: ни одна система вооружений, которая не может быть испытана в реальной боевой обстановке, не может считаться эффективной. Противоракетную оборону можно испытать только однажды: в случае массированного ракетного удара. Все остальное – это комплементарные испытания, когда дядя Сэм знает, что он одной рукой запускает, допустим, мячик, а другой рукой пытается этот мячик поймать. В реальных боевых условиях такого никогда не будет.
Настоящие, серьезные специалисты являются самыми глубокими скептиками противоракетной обороны в условиях отсутствия у американцев и у нас опыта и возможностей для селекции заатмосферных целей, то есть, для того, чтобы отличать настоящую боеголовку от всякого мусора, который ее сопровождает. Вот пока этого нет, говорить об эффективности противоракетной обороны, самой массированной, самой глобальной, самой эшелонированной, невозможно. В том-то и провокационность идеи противоракетной обороны, что она не дает гарантию безопасности, а дает только иллюзию этой безопасности, а значит, порождает у того, кто обладает такой системой, иллюзию безнаказанности.
- Пройдет встреча в Сочи. Каков дальнейший график у СРН?
- Мы планируем провести очередное посольское заседание СРН сразу после сочинской встречи, чтобы подвести итоги уже в Брюсселе. Лично мой график сейчас резко меняется в сторону активных поездок по столицам стран НАТО с поручением президента Российской Федерации по доведению позиции России до высшего политического руководства этих стран. До сочинского СРН я встречаюсь в Варшаве с министром иностранных дел Польши Радославом Сикорским. Затем меня ждет президент Турции и, надеюсь, президент Франции. Последует поездка в Вашингтон. Я планирую также посетить еще несколько стран НАТО, в том числе Хорватию и Норвегию.
Минимальный уровень этих встреч – министры иностранных дел и обороны. А так, в принципе, мы отмечаем, что после того, как в адрес столиц стран НАТО были направлены послания президента России, высшее руководство этих стран готово проводить консультации с российским специальным представителем. Это говорит о том, что все-таки все понимают серьезность состояния дел на переговорах по ПРО и понимают, что если в отношениях с Россией делать вид, что ее нет, приглашая туда, не знаю, куда, и требовать от нее каких-то вкладов, непонятно во что, это все закончится плохо. Мы не можем оставить свою страну без прикрытия и не можем позволить, кому бы то ни было, ставить под сомнение то, что является гарантией нашей безопасности – наши стратегические ядерные силы. Ответ наш, дипломатический, политический или военно-технический, будет абсолютно адекватным обстановке, которая сложится вокруг нашей страны к 2018-20 годам.