В преддверии ребрендинга

В "Театре эстрады" состоялся концерт Петра Мамонова "Давненько еще раз мы тебя не видели". 26 лет на сцене не помогли массам понять артиста, но полюбить себя он заставил

Москва. 27 апреля. INTERFAX.RU - Петр Мамонов – это дорогой бренд. Не рок-звезда, на концертах которой беснуется подростковый танцпол, не проповедник, которого никто не слушает, не киноактер, ради приработка снимающийся в сериалах, не поэт, которому приходится ограничиться аудиторией литературных кафе и маргинальных интернет-сайтов. Мамонов интуитивно понимает, на что обречен человек, выбравший одну из этих профессий. Ничего нельзя сделать по-настоящему до того момента, пока весь твой образ не стал настолько конвертируемым, чтобы быть востребованным во всех проявлениях.

Никто не говорит, что Мамонов настолько циничен, чтобы сознательно формировать имидж святого юродивого, которого так не хватает современному российскому человеку. Но раз уж так получилось, придется иметь это в виду. Юродство Мамонова для среднего класса приятно и удобно. В древности юродивые были агрессивны и требовательны. Их облик и поведение обвиняло общество и каждого человека в отдельности. Юродивые были теми самыми евангельскими камнями, которые вопияли в периоды повсеместного упадка духовности. Юродивый Мамонов добродушно улыбается сквозь каждую из своих морщин, все для него – друзья и братья, "дорогие мои". Даже кода он сердится, это как будто в сторону – это касается и фильмов, и сценических выступлений. Это не к нам, а "к ним" обращенный гнев, который уютно созерцать и умиляться тому, что даже старый добрый Мамонов, оказывается, может посердиться чуть-чуть. Юродивый Мамонов все еще поет про водку, все еще поражает странной хореографией. Его юродство – это хорошее дополнение к серым офисным будням. За это его любят 99% людей, которые хотя бы немного интересуются массовой культурой, а то, что он периодически цитирует патристические источники, - это пусть, не страшно. Отсюда и полные залы, и всеобщее обожание. Дорошевич не раз писал, что отличительной стороной русского преступника, да и вообще неграмотного человека, является, при всех его бессмысленности и беспощадности, сентиментальность, находящая удовлетворение в самых неожиданных местах. Современное общество катастрофически безграмотно и цинично, но вместе с тем и в высшей степени сентиментально. Удовлетворяться блатняком стало неудобно, понадобились новые ориентиры. Мамонов попал в эту колею неожиданно для себя. В нем можно при желании увидеть именно что сентиментальность без любых других претензий. Здесь и слезливость алкоголика и поверхностное раскаяние преступника, осознавшего свою греховность, и просто выход для пресловутой "древнерусской тоски", которой каждый из проживающих на благодатной одной шестой части света так или иначе подвержен.

В этой стране приходится быть дидактичным, иначе рискуешь превратиться в бренд, который покупают: придут в кино или на концерт, даже День рождения (творчества (т.е. бренда), а не человека) окажется подпорчен. Мамонов не осуждает тех, кто ему фамильярно кричит: "Петя, хватит болтать, давай уже песни!" Мамонов вышел прочесть стихи и прозу собственного сочинения, но публика уже воспитана на инфантильных откровениях Гришковца, масскультовой инкарнации Мамонова, для этих людей Мамонов говорящий неудобоварим: нужно разжевывать. Поэтому – ладно, трехтомничек можно купить в фойе и на досуге похохмить, а от Мамонова, от "Пети", потребовать старых хитов и танцев, которым никто подражать пока не осмелился (или не смог).

По-настоящему творческий портрет Мамонова и глубины его необычного жизненного пути будут исследованы не сегодня и не завтра: слишком тонко то острие, на котором он балансирует, как и Иван Охлобыстин. Та сторона лезвия, которая обращена к бездне, соблазнительна, и часто кажется, что доминирует именно она. В глубинах лицедейства сокрыты те химеры, которые так талантливо были показаны в американском блокбастере "Маска", где языческое божество сроднялось с ипостасью человека, раскрывая в ней главное, выворачивая ее наружу. "Маска" Мамонова выглядит более сложной, чем охлобыстинская, здесь прямой указкой сверху не обойтись, тем более, что Охлобыстин священствует реально, а Мамонов – виртуально. Тем интереснее быть свидетелями на том поле битвы, которое обозначил Достоевский, на примере одного из самых неординарных художников нашего времени.

Обозреватель Сергей Сычев