Геннадий Бурбулис в интервью "Интерфаксу": "Нам было важно обезопаситься от кровавого передела неуправляемого наследства"

Геннадий Бурбулис в начале 90-х годов входил в ближайшее окружение президента России Бориса Ельцина. В качестве государственного секретаря РСФСР, первого вице-премьера правительства РСФСР, государственного секретаря при президенте Российской Федерации в 1991-1992 гг. он принимал участие в подготовке и принятии важнейших политических решений того периода.

В заключительной части интервью корреспонденту "Интерфакса" Вячеславу Терехову специально для проекта "30 лет назад: хроника последних дней СССР" Г.Бурбулис – ныне президент фонда "Культура достоинства" - рассказывает о том, как готовились и подписывались в Беловежские соглашения.

– Геннадий Эдуардович, когда вы в Вискулях (государственная резиденция в Беловежской пуще) предложили на подпись фразу о том, что Советский Союз прекращает свое существование, она же явно была не спонтанно придумана. Уже "гулял" по рукам "Меморандум Бурбулиса". Почему в таком случае к Вискулям вы не приготовили проект договора, а просто предложили подписать одну фразу? А получив согласие, стали разрабатывать новый документ впопыхах?

– Нет, форсированно, но не впопыхах. Если посмотреть на странички соглашения о Содружестве Независимых Государств, то увидите, что он безупречный по структуре.

– Вы собирались в Белоруссию по приглашению Станислава Станиславовича Шушкевича. Но он, договорившись предварительно с Кравчуком, приглашал российского президента, как он сам в своих мемуарах пишет, выпросить у России нефть и газ. Зима на носу, а топлива нет! Просто перенесли визит по обоюдному согласию и предложению Кравчука на время после украинского референдума.

– Да. Эти проблемы у него были. У всех были эти проблемы, но он их так персонифицировал, надеясь на помощь. И Борис Николаевич сказал: конечно, мы соберемся, давайте это обсудим.

Перед отлетом они встретились с Михаилом Сергеевичем. Обратили внимание, что на Украине прошел референдум. Сложилась абсолютно новая историческая ситуация, качественно новая. Украина приобретает президентский статус, избран глава государства. И все свои акты, пакты о независимости закрепляются всенародным референдумом - 90%. Как в этой новой ситуации жить, действовать, дружить, общаться и так далее? Обращаемся к Леониду Макаровичу Кравчуку: мы едем с деловым визитом в Белоруссию, но было бы очень хорошо, если бы вы подъехали, тем более новая история пишется, творится. Мы его поздравляем, мы рады, говорим: давайте обсудим, что к чему.

– Но Кравчук знал заранее от Шушкевича о планах визита - просить нефть и газ. И потому согласился.

– Горбачев, встречаясь с Ельциным, сказал: "Борис Николаевич, я вас очень прошу, только вы можете убедить Кравчука вернуться к идее договора союзного, пусть в самой мягкой форме, пусть в самой конфедеративной. Но невозможно представить союз, если Украина сорокамиллионная с такими корнями историко-культурными поплывет в дальнее плавание". Ельцин его заверил, что да, обязательно, это главный может быть вопрос всей встречи.

Мы начали готовиться: Козырев, Шахрай, Бурбулис, Гайдар, которому было поручено разрабатывать экономическую часть визита. Во-первых, сами реформы, которые мы начали проводить с 15 ноября, нас не только возбудили, вдохновили, но они нас и озадачили, потому что мы объявили о глубоких радикальных мерах. Тысячная инфляция, челноки по ближнему и дальнему зарубежью... Страна находится в каком-то разномерном энергетическом пространстве. Одни - спасайся, кто может. Другие - что делать, надо выживать вместе...

У нас был фундамент для нового союзного договора, который не принял Михаил Сергеевич. Это двусторонние договоры между республиками. Где ключевыми были Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан. По статусу, по контексту историческому, политическому. Мы говорили Горбачеву: давайте возьмем за основу юридическую конструкцию, которая уже была отшлифована...

– Где тогда Центр?

– Нет места для Центра. В этом же и была идея новизны. Горбачев все время спрашивал: "А где я? Где центр? Что вы вытворяете, нас не поймет мировое сообщество", и так далее.

Там же еще была одна интрига, и про нее многие знают. Мы пригласили Назарбаева...

– Он отказался, сказал, что не успеет.

– Да. Мы, ожидая его, огорчались, а потом, уже с Сергеем Шахраем, когда искали выходы, поняли, что он нам помог. Возникла блестящая идея. Собрались учредители Советского Союза! Декабрь 1922 года - Закавказская республика, Белорусская, Украинская, Россия... Закавказская распалась, и как субъект юридический уже отсутствовала. Назарбаев, не прилетев, тем самым открыл нам дорогу легитимности.

А прелюдия была такая. Разговор Бориса Николаевича с Леонидом Макаровичем. "Леонид Макарович, мы вас поздравляем, молодцы, будем сотрудничать, будем дружить, работать, и так далее, и тому подобное... Но мы не можем, я не могу представить, как нам дальше взаимодействовать вот в этом новом качестве. В вашем новом качестве. Давайте все-таки в интересах общих обсудим еще раз идею союзного договора на принципиально новых правовых и исторических основаниях".

Леонид Макарович (почти дословно) заявляет: "Борис Николаевич, я вас хорошо понимаю, но этого не может быть. У меня нет таких полномочий. Народ Украины решение принял".

Ладно - обед, ужин, что-то еще. Продолжаем. В перерывах встреч делегаций коллеги работают. Ельцин опять: "Леонид Макарович, давайте все-таки попробуем. Мягкое пластичное образование. Союз Суверенных Государств, почему нет? Само название ключевое".

Он говорит: "Борис Николаевич, пожалуйста, напрасно не беспокойтесь. И вообще я не знаю, кто такой Горбачев. Я не знаю, где Кремль. Украина десятки, сотни лет добивалась этой своей исторической перспективы".

В очередной раз собираемся. И мы уже с Сережей Шахраем, с которым обсуждали разные варианты, ему говорим: "Леонид Макарович, а вот смотри, в истории же такое было. Великая империя распалась. И образовалось Содружество. Послевоенное. Содружество до сих пор существует в корректной форме и на благо. Что, если нам попробовать именно в этом...".

– А вы какое имели в виду Содружество?

– Британская империя. Кравчук, человек талантливый, одаренный, понимая, что его категоричность тоже имеет какие-то границы, вдруг встрепенувшись говорит: "Содружество? А это интересно". "Мы же ничего, никого не ущемляем. Дружить же - это всегда хорошо, правильно. Давайте попробуем".

И начинаем вытаскивать записки, думать по ночам, времени мало. И рождается эта формула - Содружество Независимых Государств, СНГ. Есть как бы некая традиция документов такого уровня, масштаба. Она вся доступна. Но трудно было понять, какой стержень должен быть в этом документе и для нас, и для постсоветского пространства, и для мирового. И родилась эта формула преамбулы: Высокие договаривающиеся стороны - Белоруссия, Россия, Украина - констатируют, что Союз ССР как субъект международного права прекращает свое существование.

Во-первых, она хороша лаконичностью, во-вторых, она понятна конкретностью. Она понятна этой фундаментальностью своей. Во-вторых, это модуль действовать и искать какие-то дополнительные основания для Содружества.

Две странички. Там 14 статей, и восемь из них только содержательные, остальные организационные. В том числе, и пятая статья о суверенности границ, неприкосновенности их...

– Но если союз прекращает свое существование, значит, республики должны остаться в старых границах, которые существовали на момент создания СССР? То есть, тогда Восточная Украина переходит к России, Крым переходит к России...

– Нет! Это, может быть, абсолютно правильный подход, но подход такого рафинированного юриста! Как можно вернуться к старым границам, затевать передел? Какое же это Содружество? Когда выдвигаются претензии и мелочи - может быть, и явно справедливые, может, и полусправедливые, со всеми аргументами, а национальности? И так далее. Нет. Мы принимали исторический статус-кво: цепочку границ на 24 августа по 8 декабря, когда страна перестала существовать как государственное образование.

Нам важно было закрепить наши сегодняшние договоренности, и как я уже говорил, обезопаситься от кровавого передела неуправляемого наследства. Мы все равно там создали вполне уютную, вполне приемлемую и корректную, бережную форму Содружества.

Объективно это означало конец "холодной войны", весь мир узнал, что появилось новое жизненное пространство. Ну и согласовали там такой серьезный вопрос, как наличие арсеналов ядерного оружия. Мы нашли ключ к ее решению. Именно там мы договорились, что Казахстан, Украина, Белоруссия передаст его России. Воевать тогда никто ни с кем не собирался. Вот так это все произошло.

– А не думали вы о том, что 75 млн граждан останутся вне своих, ну, альма-матер. Например, на Украине 15 млн русских, в Казахстане 40% казахов, все остальные нет. Как закрепить права национальных меньшинств? Мы сейчас расхлебываем то, что не продумали 30 лет назад?

– Мы расхлебываем то, что было заложенной бомбой при создании советской империи. Это наше в определенной мере вынужденное решение. Я думаю, что время подтвердит, что мы приняли мудрое решение и своевременное! В политике, в государственных и международных отношениях есть ситуации, когда выбор заключается не между одной, второй, третьей моделью и вариантом, а когда нельзя увильнуть от решения и надо его принимать. Тогда мы испытывали именно такое состояние. Не было какой-то супер-эйфории, но было реальное облегчение, что мы нашли эту связку, как выяснилось, абсолютно легитимную. И именно на ее основании 24 декабря Организация Объединенных Наций приняла нас в свой состав.

– Про права меньшинств, значит, тогда не говорили?

– Нет, специально нет. Говорили тет-а-тет про Крым, а чего о нем говорить? Это как бы не обсуждается. Но все равно технические вопросы, вопросы Черноморского флота, Севастополя…. Мы договорились, обсуждали в двусторонней форме.

– А про людей нет! Жалко.

– А о чем можно было говорить?

– Закрепить законодательно их права: государственный язык не будет меняться, или два языка. В Швейцарии четыре официальных языка. И ничего страшного, живут - и хорошо!

– В этом есть резон. Но по содержанию и по тем статьям базовым в той или иной мере этот вопрос присутствовал, например, признание целостности национального государственного образования.

Вообще-то идея СНГ была в большой степени стратегически эффективна. Она предполагала создание штаба в Минске, предполагала по разным направлениям продолжение не только консультаций, но и обоюдных решений. Это входило в длительную повестку дня. Другое дело, что мы не могли этим заниматься сосредоточенно и каждодневно, поскольку взяли на себя ответственность за выживание уже собственной Российской Федерации. Сама Россия вибрировала. Тот же Татарстан... Сколько намучились.

– Скажите, в ноябре, я об этом читал у Горбачева, он предлагал Борису Николаевичу: бери на себя все, взваливай, я ухожу в отставку, а ты руководи дальше. Почему Борис Николаевич категорически не хотел брать на себя этот груз? Хотя с этим как-то еще понятно, но почему он не согласился с отставкой Горбачева? Может быть, тогда все было бы по-другому? Тогда собрались бы все главы государств и решили, что делать.

– Ну, я могу признаться, что, по крайней мере, я был не в курсе таких радикальных предложений Михаила Сергеевича. Это, может быть, где-то в какой-то полукулуарной беседе, встрече существовало. Но та настойчивость, с которой Горбачев все эти годы говорит, что они, то есть мы, развалили страну, которую я, то есть он, так берег и ради которой жил и мечтал, свидетельствует о его полном игнорировании исторических, объективных обстоятельств. Это его полное непонимание того, что надо было делать. Шанс эволюционно трансформировать советскую империю был упущен именно в Ново-Огарево.

– В Ново-Огарево до или после путча?

– Я говорю о документе, который нужно было подписывать 19 августа.

– А получил Шушкевич газ и нефть-то тогда? Или забыли про это?

– Нет, не забыли. Получил. И он молодец, Станислав Станиславович. Сейчас там в одиночку бьется. И возраст, и здоровье, ну... Великий человек.

– Спасибо за обстоятельное интервью. Заключительный вопрос: почему фонд, президентом которого вы сегодня являетесь, называется "Культура достоинства"?

– Мое кредо: если у вас нет осмысленного, хорошо пережитого и продуманного желанного образа будущего России, то во многих отношениях предаваться воспоминаниям и анализу того, что мы делали, как так получилось – практически бесполезно и неконструктивно.

Это проблема всех добросовестных попыток разобраться в том, что на самом деле происходило на нашей Родине, с Советским Союзом, что мы делали успешного, полезного, где были ошибки и заблуждения.

Культура памяти – это мой ключ к нашей сегодняшней встрече - Культура достоинства. Это мой такой ценностный горизонт. Мне очень и очень обидно и трудно сегодня, поскольку юбилейный год многих возбуждает. Люди что-то хотят понять искренне, но при этом стыдливо замалчивается и не артикулируется образ будущего – о какой Родине, России, о каком родном Отечестве мы сегодня мечтаем, к какому мы стремимся. Сколько бы я не знал секретных тайн о тех временах, как бы я не был по-человечески откровенен с вами, ни в коем случае нельзя этими глубинными, духовными, нравственными, мировоззренческими вопросами пренебрегать.