Евгений Савостьянов – свидетель и участник событий конца 1991 года. Организатор и деятель демократического движения после августовского путча назначается начальником Управления КГБ по Москве и Московской области.
Е.Савостьянов вспоминает о том историческом периоде в эксклюзивном интервью "Интерфаксу" специально для проекта "30 лет назад: хроника последних дней СССР".
- Вы назвали главным событием вашей жизни август 1991 года. А остальное время для Вас прошло как рутина? Хотя дальше жизнь шла все серьезнее и серьезнее.
- Каждую жизнь можно назвать рутиной. Такова и моя жизнь. Я говорю, что не просто августовские события стали самым ярким событием моей жизни, а именно закрытие КПСС. Я говорю о том, что я, как девушка-чемпионка мира по гимнастике, знаю с точностью до минуты высший момент своей жизни. В остальном... Ну, вы, наверное, видели сами, что там действительно было много чего интересного.
Вообще, когда я смотрю свою биографию, я думаю о том, что, господи, неужели это все со мной было, неужели это было в моей жизни?
- В одном из интервью Вы отмечали, что модернизация может идти по разным путям: восточная и западная, а у нас должна быть модернизация по западному образцу. Но в тот момент, когда Европа объединялась, мы от августа до декабря шли к разъединению. Вас это не смущает?
- Нет, конечно. Под модернизацией мы понимаем не оргштатные изменения. Модернизация включает в себя технологические и социальные процессы. Объединения там или разъединения - сугубо формальная штука. Хотя для Европы это было, конечно, окончание тысячелетнего противостояния двух наследий Карла Великого: Франции и Германии. Конечно, речь идет о том, что России предстоял переход к новой технологической эпохе. России предстояло освоение всего того, что связано с понятием свобода! А свобода - это не только воля, но еще и ответственность.
Формула свободы - свобода равняется воля плюс ответственность! Привыкание человека к тому, чтобы он сам за себя отвечал...
- В октябре 1991 года был в торжественной обстановке подписан Договор об Экономическом сообществе. Его подписали восемь республик. Но он в скором времени почил в бозе. Как вы оцениваете и сам документ, и причины, почему он так и не стал объединяющим документом?
- Потому что он все-таки основывался на идее сохранения СССР. Правильно?
- Конечно, для этого он и разрабатывался.
- Но России СССР уже был совершенно не нужен. Я многие годы следил за тем, как формируется бюджет СССР и как распределяются деньги из союзного бюджета. Так вот, Россия всегда кормила союзные республики. Она была донором. Как я называл - существовала инверсная империя, в которой метрополия кормила окраины, а не окраины кормили метрополию. И вот России это было совершенно не нужно, и Ельцин потом четко сказал - мы вам 26% будем перечислять в бюджет Союза, и ни копейкой больше.
Потому что в Советском Союзе было огромное, колоссальное количество непродуктивных трат. Я уж не говорю про союзные государства и партии. Союзные государства накрылись, а партии просили - дай покушать. Хотя и Куба продолжала просить, и так далее.
Но был огромный военно-промышленный комплекс. Гигантский, содержание которого не имело ни малейшего смысла. Особенно в условиях разрядки, перехода России к союзу западных цивилизаций. Это пример один. Те, кто хотел продолжать получать деньги из союзного бюджета, как только Россия перестала его поддерживать, они поняли, что шансов на это нет никаких.
Сам августовский путч. Он тоже положил конец этим иллюзиям. Мне кажется, в тот момент шел такой процесс, довольно хаотичных поисков - а как жить дальше? Понятно, что так жить нельзя. А как жить дальше? Одни старались возвратиться к крепкому унитарному советскому государству - гэкачиписты. Другие пытались придать ему форму экономического союза по образцу Европы. А третьи говорили, что все, развод неизбежен. Мы должны каждый идти своим путем и спасаться, кто как может.
На путях поиска какого-то типа сохранения экономического союза, ради сохранения отраслевых связей, отраслевых цепочек производства и строились эти планы. Это были в основном министерские планы, как их можно назвать. Потому что министерства нуждались в сохранении производств. То, что эти производства уже, как правило, были никому не нужны, никого уже не волновало. Министерство живет своей логикой. Ему нужно производить определенное количество станков, руды и так далее. Так что сохранение экономических связей - это в первую очередь была мечта министерская. А региональная мечта - она скорее сводилась к уровню побыстрее разбежаться.
- То есть практически этот договор как маленький или первый завуалированный шаг к разъединению?
- Это не первый шаг к разъединению, но это один из шагов в поисках как жить после разъединения?
- То есть период до декабря - это поиски выхода из экономической катастрофы?
- Я хочу подчеркнуть, что эти поиски начались с августа. Сам путч - это в первую очередь решение вопроса о путях выхода из экономической катастрофы. Мало кто говорит об этой стороне путча. Все-таки была тогда борьба либералов и почвенников, имперцев и демократов. Это в первую очередь был вопрос о том, как выходить из катастрофы. Катастрофа уже наступила. В этом сомнений не было.
- Михаил Горбачев вплоть до декабря у всех лидеров западных стран просил деньги. И надеялся на "семерку". И все ему обещали и говорили - вы расскажите нам про свой золотой запас, расскажите про все, и тогда мы, возможно, вам все-таки дадим денег. Но его просьбы в конечном итоге ни к чему не привели, так?
- Чтобы ответить на Ваш вопрос, надо вернуться в доавгустовский период. В мае месяце в Лондоне было совещание "большой семерки", на которое поехал Горбачев просить денег.
Я находился в мэрии у Г.Попова. Он пригласил к себе в кабинет. И с ходу говорит, что ему сообщили из Лондона об отказе Горбачеву в кредитах. Спрашивает: Что это может означать? Я ему говорю - это означает, что Горбачеву пипец... Он говорит - почему? Я полу-произнес, полу-промурлыкал известную песню Галича. Когда король без денег, то он плохой король, зачем служить такому королю. Я говорю: "Гавриил Харитонович, перед Горбачевым ходят на цыпочках и стоят в очереди с протянутой рукой, пока у него есть деньги, или они надеются, что у него будут деньги, чтобы занять место в очереди на распределение. Но как только сейчас все узнают, что денег у него нет, что он пустой, они скажут - а на хрен ты нам нужен?".
- Значит тот факт, что в сентябре-октябре, когда он просил деньги, но ему их по-прежнему не хотели давать, а давали совсем незначительный суммы, то это решило его судьбу?
- Кто в здравом уме и в доброй памяти в октябре говорил с Горбачевым всерьез? Все же видели, что он уже никто! Это наша ошибка, что мы затянули с реформами. Я глубоко убежден, что еще 8 сентября Демократическая Россия должна была призвать к референдуму о немедленном выходе из СССР и о немедленных выборах. Мы просто потеряли еще несколько месяцев впустую.
- Руководители западных стран вели разговоры и с Горбачевым, и с Ельциным о судьбе ядерного оружия и даже химического, и бактериологического. А представители спецслужб поддерживали между собой контакты на эту тему? Они опасались, они спрашивали у вас - как вы охраняете атомные объекты и все остальные? Они не беспокоились?
- Я в спецслужбе оказался в сентябре 1991... Эта проблема имела огромное значение. Интересовались ей все абсолютно. Интересовались в лоб, интересовались, что называется, в темную, через агентуру. Всех интересовал один вопрос - что будет с потенциалом, оставшимся на Украине, в Казахстане и в Белоруссии? И давили страшно на руководство этих стран с тем, чтобы они не препятствовали вывозу этого оружия на территорию России. То есть было прямо сказано - пока вы не вывезете оружие, ни о какой помощи с нашей стороны речь идти не может. Это был императив абсолютный. Понятно, что запасы оружия массового уничтожения должны быть сконцентрированы у одного ответственного хранителя, каковым все признали Россию. И в этом смысле на Россию распространили все обязательства, связанные с членством СССР в разных международных организациях, договорах и соглашениях.
За Россией могли и не сохранить место постоянного члена Совета безопасности. Но тогда бы это привело к утрате контроля, международного контроля за ситуацией с нашим оружием массового уничтожения.
- По данным спецслужб, не было у руководства Казахстана, особенно у Украины, желания оставить у себя ядерное оружие с тем, чтобы потом спекулировать им, добиваясь денег и прочее?
- Вот именно так и было, но не для сохранения, а скорее, как желание поторговаться об условиях передачи. У ответственных руководителей желания во что бы то ни стало оставить ядерное оружие у себя не было. Речь шла именно о торговле за условия передачи. Ну ладно, отдадим мы России, но что мы за это будем иметь?
- В ФСБ в эти месяцы прекрасно понимали, к чему вообще все движется. Позиция службы в связи с этим была нейтральная? Она никому не мешала, ни под кого не ложилась?
- Во-первых, это было КГБ СССР. После августа 1991 года его распустили. И он стал межреспубликанской службой безопасности, но это скорее было в форме распределения архивов.
Что касается спецслужб России, то они полностью совершенно спокойно перешли на службу России. Для нас руководство уже было российское. Конечно, со стороны Горбачева были попытки как-то наладить контакт. Я помню, у меня даже в дневнике есть запись: приглашен к Горбачеву на совещание. И вопросительный знак "Стоит ли идти?". Только успел задать этот вопрос непосредственному руководству, но пришло сообщение, что совещание у Горбачева отменяется.
- Звонок откуда? Из Кремля, от Горбачева?
- Да, от Горбачева. Но потом совещание отменили. Попытки были, но все уже было понятно, когда он вернулся. Трагедия великого человека до и после путча. Он оказался совершенно аутсайдером.
- Известно, что период всякой сумятицы в любом государстве – это период господства разведок. Контрразведка России понимала это? Были какие-то проблемы? Были поиски?
- Конечно. Когда я пришел в сентябре туда, я пришел с ясным пониманием, что в этом хаосе все будут торговать кто чем может. Чем? Те, кто работает на фабрике Гжели, – выходят на шоссе с тарелочками, а те, кто имеет доступ к госсекретам, выйдут на другую полосу – с госсекретом. Это было очевидно. И я придумал тогда такой ход. Я публично на телевидении сказал, что дал команду инициировать подходы к спецслужбам, засыпать их предложениями по сотрудничеству, чтобы в этом хаосе трудно было разобраться, кто искренне приходит к потреблению-продаже, а кто подставной идет.
- И сработало?
- По нашим данным, да.
- Были какие-то откровенные, разведывательно-диверсионные действия или действовала в стране только политическая разведка, собирая сведения?
- Политическая разведка США провалилась. Вы знаете, что через день после поражения ГКЧП в сенате был поднят вопрос о ликвидации ЦРУ из-за неспособности предугадать развитие событий исторической значимости. Как и то, что они не были заинтересованы в распаде Союза, говорит об их роли в этом процессе. Как будет развиваться политика дальше уже было понятно. Конечно, существовали военные секреты и военные разработки. Интересовались мифологической красной ртутью…
Могу привести один пример. Как-то мне доложили, что группа наших ракетчиков в количестве 70 человек с семьями собирается в турпоездку в Северную Корею. Я, как демократ, не должен был ущемлять права человека, но тут, поверьте, я взял грех на душу и принял решение поездку запретить. У меня возникли очень большие сомнения в целях этой поездки и что это просто откровенная попытка обнищавших советских ракетчиков решить жизненные вопросы.
Тогда все захотели дружить с Западом. Активно, искренне дружить. Стали создаваться совместные предприятия по принципу: их технологии – наши ресурсы, либо наши технологии – их ресурсы. Кое-кто решил создать совместное предприятие по запуску ракет. Один наш знаменитый конструктор, генеральный, включился в такой проект. Но в общей суматохе, в суете, они не успели снять гриф "секретно" с документов. Не то, что они хотели передать секретные материалы. Нет, они уже такими не были. И мне принесли, соответственно, на подпись постановление о возбуждении уголовного дела о привлечении его к ответственности. По нынешним временам его бы посадили. Я пригласил его, объяснил, чем чревата такая беспечность и потребовал устранить нарушения. Но дело возбуждать не стал. Взрослый человек должен думать о грифе! Благодаря ему, благодаря тому, что мы его не посадили, мы имеем сегодня новое самое совершенное оборудование.
- А то бы все эти технологии и чертежи перешли к западникам?
- Нет, перейти должно было только то, что уже можно было отдавать. По сути, это все уже не было секретом, просто формально еще не успели пройти все необходимые согласования, получить все подписи, чтобы снять гриф.
Гриф стоял, а это уже как бы состав преступления. Я говорю, что в условиях, когда люди стараются решить вопрос о получении звездочек на погонах и продвижения по службе, конечно, это был повод словить и потом во всех главках кричать, что мы задержали шпиона и так далее, и так далее. По сути, это было бы неправильно, глупостью, подлостью даже в своем роде.