Сергей Шахрай: "Я ходил с пистолетом Макарова"

Сергей Шахрай – непосредственный участник событий августа 1991 года. В качестве члена Президиума Верховного совета РСФСР, председателя комитета по законодательству он участвовал в принятии важнейших решений, направленных на сопротивление ГКЧП.

Заслуженный юрист России, профессор Сергей Шахрай делится воспоминаниями о событиях, предшествующих путчу, и о дне 19 августа в эксклюзивном интервью "Интерфаксу" специально для проекта "30 лет назад: хроника последних дней СССР".

- Сергей Михайлович, вы непосредственный участник событий августа 1991 года. Эти события возникли спонтанно?

- Для того чтобы ответить на ваш вопрос, начнем с событий апреля 1991 года. Тогда на пленуме ЦК КПСС вопрос о снятии Горбачева был практически решен. На 3 сентября назначили внеочередной съезд КПСС, а 4-го должен был состояться внеочередной съезд народных депутатов СССР. Предполагалось, что на пленуме ЦК КПСС Горбачева снимут с поста генерального секретаря, а на съезде народных депутатов – с поста президента СССР.

Понятно, что Горбачев не стал ждать, когда его отправят в отставку со всех постов и резко активизировал переговоры с лидерами четырех союзных республики – РСФСР, Украиной, Белоруссией и Казахстаном. И в обмен на поддержку пообещал им не только обновленный Союз и новый Союзный договор, но и радикальные изменения в системе союзного руководства. Прежде всего перемены касались руководителей силового и экономического блоков. Но эти обсуждения записывались КГБ, и Крючков выкладывал расшифровки бесед на стол коллегам по партии.

На 20 августа было назначено официальное подписание уже парафированного всеми проекта Союзного договора, но путчисты решили сыграть на опережение. Это была циничная борьба за власть.

- Есть многочисленные свидетельства, что Горбачева даже ЦРУ по дипломатическим каналам предупреждало о планах Крючкова, но он ничего не предпринял. Он не верил зарубежным врагам?

- Не надо быть агентом ЦРУ, чтобы видеть, чувствовать, что происходит вокруг тебя. Но все дело в том, что Горбачев к лету 1991 года уже не был тем сильным лидером, который мог что-то предотвратить.

- Российское руководство догадывалось о возможности путча?

- Что касается российского руководства, то сценарий переворота и снятия Горбачева просматривался уже с апреля 1991 года. Но все же до последнего момента никто не верил, что он реализуется, и уж конечно мы не могли предвидеть конкретные детали.

Сейчас с высоты времени четко видишь все процессы того периода и "звоночки", на которые надо было обратить внимание. В первую очередь это касается расклада сил на политической арене. Но когда ты погружен в гущу событий, то гонишь тревогу прочь. Кажется, что этого не может быть, не самоубийцы же они.

Теперь непосредственно о подготовке путча. Временем "Ч" для путчистов стала именно дата подписания Договора о союзе суверенных государств – 20 августа. 14 августа председатель КГБ СССР потребовал от своих коллег и от военных предоставить ему перечень первоочередных мер экономического, социально-политического и правового характера на случай введения чрезвычайного положения. И уже 15 августа план мероприятий по введению ЧП был готов. Два следующих дня – 16 и 17 августа путчисты потратили на обсуждение конкретных шагов, как вводить ЧП и нейтрализовать Горбачева.

Конечно, модель ГКЧП, как вы понимаете, создавалась второпях, была совсем сырая. Но она сработала под утро 19 августа, так как путчисты понимали, что после подписания Союзного договора они потеряют все.

- Накануне вечером вы встречали президента Ельцина, который возвращался из Казахстана. Ощущения, что утром будут события, у вас были?

- Помню, что какого-либо ощущения, что на следующее утро начнется путч, у меня точно не было, хотя я сейчас, разговаривая с вами, отлично понимаю, что надо было быть менее доверчивыми.

- Утро 19 августа где застало вас? Как развивались события?

- Утро застало меня на даче в поселке Архангельское. Соседями по даче были: с одной стороны - Ельцин, с другой стороны – Хасбулатов, недалеко – Егор Гайдар и помощник Ельцина Виктор Илюшин. Рано утром, чтобы не гонять две машины, мы с Илюшиным поехали на работу, встретили одну танковую колонну, потом вторую, уже на Кутузовском проспекте, а когда приехали в "Белый дом", то уже все узнали и поняли. И на той же машине, уже навстречу танковым колоннам, вернулись в Архангельское и сразу к Ельцину.

- Вы наверняка читали массу различных "свидетельств" о том, как президент России отреагировал на сообщение о госперевороте.

- Конечно, читал. Сколько я сказок на эту тему потом прочитал и от Хасбулатова, и от Собчака и от других. Почему-то им хотелось, чтобы Ельцин выглядел испуганным и растерянным. Но поверьте мне, все это далеко от правды. На самом деле все было иначе. Борис Николаевич не был напуган, хотя наверняка как любой нормальный человек в душе и занервничал, но виду не показал и сразу стал выяснять, что происходит, стремясь по максимуму получить всю информацию. Очень быстро выяснилось, что Архангельское по периметру окружено спецназом КГБ – отрядом "Альфа".

Не теряя времени, мы приняли решение немедленно выдвинуться в "Белый дом". Позже мы поняли, что это было правильное решение, хотя и спонтанно принятое, потому что команды задержать на даче к тому времени бойцам "Альфы" не поступило, и нашу колонну машин без всяких проблем выпустили из поселка. Думаю, что это первая была ошибка ГКЧП.

- Что было дальше, что творилось 19 августа в "Белом доме"?

- События развивались по классическому сценарию. Есть такая закономерность, выведенная опытным путем: тот, кто совершает переворот, должен решить вопрос о власти в течение трех дней, иначе проиграет. И вот эту закономерность с хрестоматийной точностью подтвердили путчисты в 1991 году.

Что было в "Белом доме"? Принимали решения, чтобы взять ситуацию под контроль, как действовать, обсуждали вопросы защиты "Белого дома", проходила выдача оружия.

- У вас тоже был автомат? Как на фотографиях у Ростроповича?

- Нет, я ходил с пистолетом Макарова. Но очень четко я это помню, потому что он болтался у меня в кармане брюк и неудобно оттягивал карман. Потом я аккуратно пистолет из кармана вытащил и положил под диван в кабинете. Все мы ждали штурма, особенно ночью. Готовились к нему. Ельцин принял решение спуститься в бомбоубежище и дал команду, кто должен туда с ним последовать. А я, хотя и входил в список тех, кто должен спуститься вниз, побежал вначале в кабинет за какими-то бумагами. Вернулся в подвал, а они изнутри уже дверь закрутили. У меня в голове всплыло сравнение - как отсек в подводной лодке. Постучал в железную дверь, но, естественно, никто меня не услышал, и я вернулся к себе в кабинет. В "Белом доме" кто-то бегал, разговаривал, спорил, в общем – жизнь бурлила. Я вышел на улицу и растворился в толпе. Потом вернулся в "Белый дом", потом еще раз вышел на улицу и снова – в "Белый дом".

- Вы говорили про первую ошибку ГКЧП, а какая была второй?

- Второй их ошибкой была наша победа в информационном противостоянии.

- Что за победа?

- В машине по дороге в "Белый дом" дом я написал текст обращения Ельцина к народу. В одно мгновение по памяти сложились все статьи Конституции, которые однозначно и убедительно доказывали, что в стране совершен государственный переворот. Именно этот документ, а потом уже и сама Декларация были подписаны президентом прямо на танке возле "Белого дома". И хотя к тому моменту ГКЧП перекрыло нам все каналы связи, но фельдсвязь почему-то продолжала действовать. Мы этим воспользовались и с помощью фельдъегерской службы сумели за пару часов разослать по всей стране, на все каналы телевидения первые указы и первые обращения президента Ельцина к народу России. Вот что было 19 августа.

- Что больше всего врезалось в память в дни путча?

- Помимо ключевых событий противостояния, конечно, знакомство с Мстиславом Ростроповичем. Сначала мы встретились на первом этаже. Помню, что там еще охрана была. А потом мы с ним сидели где-то на крыше. И Ростропович уже был с автоматом. Такая картина, трогательная и немного нелепая. Сидит на крыше маленький человек, интеллигентный до безумия. Видно, что оружия в руках никогда не держал. А он все-таки держит автомат, потому что намерен защищать свободу.

Я недавно где-то фото его с этим самым автоматом увидел. Странно так было смотреть. А вот в тот день странным все это не казалось. Ничего такого удивительного. Просто музыкант Ростропович с автоматом, а я, юрист, с пистолетом Макарова. Все нормально... Сколько мы с ним там всего важного и нужного проговорили. Мне кажется, что даже подружились. Потом, кстати, я был у него в гостях в Америке...